В поисках скрытого смысла. О поэтике эпиграфов в «Евгении Онегине»

Александр пушкин — евгений онегин

Вся жизнь была залогом

Евгений онегин читать онлайн бесплатно

Александр Сергеевич Пушкин

Pe€tri de vanite€ il avait encore plus de cette espe`ce d’orgueil qui fait avouer avec la me^me indiffe€rence les bonnes comme les mauvaises actions, suite d’un sentiment de supe€riorite€, peut-e^tre imaginaire.

Tire€ d’une lettre particulie`re[1]

He мысля гордый свет забавить,Вниманье дружбы возлюбя,Хотел бы я тебе представитьЗалог достойнее тебя,Достойнее души прекрасной,Святой исполненной мечты,Поэзии живой и ясной,Высоких дум и простоты;Но так и быть – рукой пристрастнойПрими собранье пестрых глав,Полусмешных, полупечальных,Простонародных, идеальных,Небрежный плод моих забав,Бессонниц, легких вдохновений,Незрелых и увядших лет,Ума холодных наблюденийИ сердца горестных замет.

И жить торопится, и чувствовать спешит.

«Мой дядя самых честных правил,Когда не в шутку занемог,Он уважать себя заставилИ лучше выдумать не мог.Его пример другим наука;Но, боже мой, какая скукаС больным сидеть и день и ночь,Не отходя ни шагу прочь!Какое низкое коварствоПолуживого забавлять,Ему подушки поправлять,Печально подносить лекарство,Вздыхать и думать про себя:Когда же черт возьмет тебя!»

Так думал молодой повеса,Летя в пыли на почтовых,Всевышней волею ЗевесаНаследник всех своих родных. —Друзья Людмилы и Руслана!С героем моего романаБез предисловий, сей же часПозвольте познакомить вас:Онегин, добрый мой приятель,Родился на брегах Невы,Где, может быть, родились выИли блистали, мой читатель;Там некогда гулял и я:Но вреден север для меня[3].

Служив отлично-благородно,Долгами жил его отец,Давал три бала ежегодноИ промотался наконец.Судьба Евгения хранила:Сперва Madame за ним ходила,Потом Monsieur ее сменил;Ребенок был резов, но мил.Monsieur l’Abbe€, француз убогой,Чтоб не измучилось дитя,Учил его всему шутя,Не докучал моралью строгой,Слегка за шалости бранилИ в Летний сад гулять водил.

Когда же юности мятежнойПришла Евгению пора,Пора надежд и грусти нежной,Monsieur прогнали со двора.Вот мой Онегин на свободе;Острижен по последней моде;Как dandy[4] лондонский одет —И наконец увидел свет.

Мы все учились понемногуЧему-нибудь и как-нибудь,Так воспитаньем, слава богу,У нас немудрено блеснуть.Онегин был, по мненью многих(Судей решительных и строгих),Ученый малый, но педант[5].Имел он счастливый талантБез принужденья в разговореКоснуться до всего слегка,С ученым видом знатокаХранить молчанье в важном спореИ возбуждать улыбку дамОгнем нежданных эпиграмм.

Латынь из моды вышла ныне:Так, если правду вам сказать,Он знал довольно по-латыни,Чтоб эпиграфы разбирать,Потолковать об Ювенале,В конце письма поставить vale[6],Да помнил, хоть не без греха,Из Энеиды два стиха.

Высокой страсти не имеяДля звуков жизни не щадить,Не мог он ямба от хорея,Как мы ни бились, отличить.Бранил Гомера, Феокрита;Зато читал Адама СмитаИ был глубокий эконом,То есть умел судить о том,Как государство богатеет,И чем живет, и почемуНе нужно золота ему,Когда простой продукт имеет.Отец понять его не могИ земли отдавал в залог.

Всего, что знал еще Евгений,Пересказать мне недосуг;Но в чем он истинный был гений,Что знал он тверже всех наук,Что было для него измладаИ труд, и мука, и отрада,Что занимало целый деньЕго тоскующую лень, —Была наука страсти нежной,Которую воспел Назон,За что страдальцем кончил онСвой век блестящий и мятежныйВ Молдавии, в глуши степей,Вдали Италии своей.

Как рано мог он лицемерить,Таить надежду, ревновать,Разуверять, заставить верить,Казаться мрачным, изнывать,Являться гордым и послушным,Внимательным иль равнодушным!Как томно был он молчалив,Как пламенно красноречив,В сердечных письмах как небрежен!

Как он умел казаться новым,Шутя невинность изумлять,Пугать отчаяньем готовым,Приятной лестью забавлять,Ловить минуту умиленья,Невинных лет предубежденьяУмом и страстью побеждать,Невольной ласки ожидать,Молить и требовать признанья,Подслушать сердца первый звук,Преследовать любовь и вдругДобиться тайного свиданья…И после ей наединеДавать уроки в тишине!

Как рано мог уж он тревожитьСердца кокеток записных!Когда ж хотелось уничтожитьЕму соперников своих,Как он язвительно злословил!Какие сети им готовил!Но вы, блаженные мужья,С ним оставались вы друзья:Его ласкал супруг лукавый,Фобласа давний ученик,И недоверчивый старик,И рогоносец величавый,Всегда довольный сам собой,Своим обедом и женой.

Бывало, он еще в постеле:К нему записочки несут.Что? Приглашенья? В самом деле,Три дома на вечер зовут:Там будет бал, там детский праздник.Куда ж поскачет мой проказник?С кого начнет он? Всё равно:Везде поспеть немудрено.Покамест в утреннем уборе,Надев широкий боливар[7],Онегин едет на бульвар,И там гуляет на просторе,Пока недремлющий брегетНе прозвонит ему обед.

Уж темно: в санки он садится.«Пади, пади!» – раздался крик;Морозной пылью серебритсяЕго бобровый воротник.К Talon[8] помчался: он уверен,Что там уж ждет его Каверин.Вошел: и пробка в потолок,Вина кометы брызнул ток;

Еще бокалов жажда проситЗалить горячий жир котлет,Но звон брегета им доносит,Что новый начался балет.Театра злой законодатель,Непостоянный обожательОчаровательных актрис,Почетный гражданин кулис,Онегин полетел к театру,Где каждый, вольностью дыша,Готов охлопать entrechat[10],Обшикать Федру, Клеопатру,Моину вызвать (для того,Чтоб только слышали его).

Волшебный край! там в стары годы,Сатиры смелый властелин,Блистал Фонвизин, друг свободы,И переимчивый Княжнин;Там Озеров невольны даниНародных слез, рукоплесканийС младой Семеновой делил;Там наш Катенин воскресилКорнеля гений величавый;

Мои богини! что вы? где вы?Внемлите мой печальный глас:Всё те же ль вы? другие ль девы,Сменив, не заменили вас?Услышу ль вновь я ваши хоры?Узрю ли русской ТерпсихорыДушой исполненный полет?Иль взор унылый не найдетЗнакомых лиц на сцене скучной,И, устремив на чуждый светРазочарованный лорнет,Веселья зритель равнодушный,Безмолвно буду я зеватьИ о былом воспоминать?

Театр уж полон; ложи блещут;Партер и кресла, всё кипит;В райке нетерпеливо плещут,И, взвившись, занавес шумит.Блистательна, полувоздушна,Смычку волшебному послушна,Толпою нимф окружена,Стоит Истомина; она,Одной ногой касаясь пола,Другою медленно кружит,И вдруг прыжок, и вдруг летит,Летит, как пух от уст Эола;То стан совьет, то разовьет,И быстрой ножкой ножку бьет.

Знакомый незнакомый пушкин

Не мысля гордый свет забавить

* * * Не мысля гордый свет забавить, Вниманье дружбы возлюбя, Хотел бы я тебе представить Залог достойнее тебя, Достойнее души прекрасной, Святой исполненной мечты, Поэзии живой и ясной, Высоких дум и простоты; Но так и быть — рукой пристрастной Прими собранье пестрых глав, Полусмешных, полупечальных, Простонародных, идеальных, Небрежный плод моих забав, Бессониц, легких вдохновений, Незрелых и увядших лет, Ума холодных наблюдений И сердца горестных замет.

Александр Сергеевич Пушкин.

* * * Не мысля воли предсказаний, Вниманье дружбы, без друзей Всё без чудес, как наказанья, Живу один я без людей.

Какая месть, какая скука, Сидишь в глуши не видя свет, Среди идей, какая мука, Ты бродишь там, и ждёшь ответ.

Моя душа спаси от боли, С тобой беседую я вновь. Без покушений, ни от воли С природой милой,- вот любовь!

Пора, пора, сентябрь кружится! Три цвета прелести моей. Я есть поэт, мне всё быть снится,- Я ни один в душе своей.

Пора, пора, я вдохновляюсь! Смотря на вас, я поражён. Мой милый друг, я прорываюсь Чтоб ощутить, я приближён.

Я прирождён, я дух изгнанья, К себе не требую любовь. Пространство мысли, приказанья, Дружу с поэзией я вновь.

Пора стоит, сентябрь в неволе, Он бродит возле, предо мной. Своей красой раскинув в поле, Октябрь манит пронзив душой.

от 3 августа 2022

[Скрыть] Регистрационный номер 0421936 выдан для произведения:* * * Не мысля гордый свет забавить, Вниманье дружбы возлюбя, Хотел бы я тебе представить Залог достойнее тебя, Достойнее души прекрасной, Святой исполненной мечты, Поэзии живой и ясной, Высоких дум и простоты;

Но так и быть — рукой пристрастной Прими собранье пестрых глав, Полусмешных, полупечальных, Простонародных, идеальных, Небрежный плод моих забав, Бессониц, легких вдохновений, Незрелых и увядших лет, Ума холодных наблюдений И сердца горестных замет.

Александр Сергеевич Пушкин.

* * * Не мысля воли предсказаний, Вниманье дружбы, без друзей Всё без чудес, как наказанья, Живу один я без людей.

Какая месть, какая скука, Сидишь в глуши не видя свет, Среди идей, какая мука, Ты бродишь там, и ждёшь ответ.

Моя душа спаси от боли, С тобой беседую я вновь. Без покушений, ни от воли С природой милой,- вот любовь!

Пора, пора, сентябрь кружится! Три цвета прелести моей. Я есть поэт, мне всё быть снится,- Я ни один в душе своей.

Пора, пора, я вдохновляюсь! Смотря на вас, я поражён. Мой милый друг, я прорываюсь Чтоб ощутить, я приближён.

Я прирождён, я дух изгнанья, К себе не требую любовь. Пространство мысли, приказанья, Дружу с поэзией я вновь.

Пора стоит, сентябрь в неволе, Он бродит возле, предо мной. Своей красой раскинув в поле, Октябрь манит пронзив душой.

Не мысля гордый свет забавить…

Понравилось это:

Нравится

Похожие книги на «евгений онегин», александр пушкин

Предполагаемый портрет амалии ризнич. рис. а. пушкина

Немножко надо рассказать ученикам о том, кому посвящено это стихотворение. Я бы даже такую мысль проводил, что стараться слишком много знать не надо. Когда, скажем, «Я помню чудное мгновенье», посвященное Керн, читают и рассказывают – ух – про Керн то, се, пятое, десятое, – этим отяжеляют текст, внимание к тексту делают слишком назойливым.

Поэтому лишь только минимальное: кто такая Амалия Ризнич, которой по преданию посвящено это стихотворение? Сам Пушкин его не окончил, и в тексте названия «Амалии Ризнич» нет, но традиция связывает эти стихи с нею.

Просто все знают, – мемуаристы установили, – что в Одессе Пушкин встречался с этой гречанкой, Амалией Ризнич. Жена греческого негоцианта, то есть сравнительно крупного торговца, который привозил из Греции товары. А дальше известно, что она действительно уехала в Грецию и к тому времени, когда стихотворение написано, – 1830 год, – умерла. Поэтому предполагают, что оно связано с увлечением Пушкина Амалией Ризнич.

Вы не заметили странности в этом тексте, а? Есть какая-то удивительная странность, нет? Так вот, это означает, что в таком виде и надо читать. Это же неоконченный текст. Давайте прочитаем последнее четверостишие:

Твоя краса, твои страданья
Исчезли в урне гробовой –
А с ним и поцелуй свиданья.
Но жду его; он за тобой.

С кем – с ним? Тут же нет слова в единственном числе. А как это получилось? были такие строки:

Но сладкий поцелуй свиданья.
Его я жду: он за тобой.

Пушкин их изменил:

А с ним и поцелуй свиданья.
Но жду его; он за тобой,

– не заметив, что местоимение с ним повисло в воздухе. До этого: твоя краса – единственное число, но женский род; твои страданья – множественное число.

Борис Викторович Томашевский вышел из этой трудности таким образом: во всех собраниях сочинений по предложению Томашевского 5 читается: а с ними:

Твоя краса, твои страданья
Исчезли в урне гробовой –
А с ними поцелуй свиданья.
Но жду его; он за тобой.

Когда я читал это стихотворение студентам, вдруг одна , явно чуткая к стиху, сказала: «А получилось плохо». – «Почему?» – «Исчезла глубокая и горькая пауза, исчезла пауза страданья»:

Чтобы сохранить эту горькую паузу, пожалуй, стоит оставить тот неправильный текст, что я вам прочел. Ну, каждый учитель, конечно, это решает по-своему. А то, что это не бросается в глаза, то, что это проходит, – ну, вот сейчас мы видели, что вы примирились с этим и не закричали: какая бессмыслица! – наверное, так читать можно. Но это, я думаю, можно даже ученикам рассказать и сказать: пусть они сами тоже выбирают что хотят.

Теперь: в тексте есть – говорят – артикуляционная метафора:

Уста: [та] – раскрываются, разлука, губы расходятся. И надежда на свидание: дальше идет: [та – ат]. Свои уста оторвала.

Ну, может быть, это искусственно, я на этом не настаиваю, и опять можно обратиться к детям и сказать: как вы считаете – это нарочито? Стих Пушкина страшно естественно звучит!

Надо ли ученикам объяснять некоторые слова? Но ты от горького лобзанья. – я думаю, в старших классах, наверное, не надо: они знают это слово именно по русской поэзии. Заметить надо, что это очень далеко от обычной разговорной речи, не только потому, что есть слова, которые мы никогда не употребляем в обычной речи, но и потому, что вся фразеология:

Заснула ты последним сном, то, как описывается юг: Где тень олив легла на воды. , Неба своды сияют в блеске голубом. – это поэтическая речь, это высокий стиль, торжественный, это стиль романтизма. Романтики любили юг, я подозреваю, именно потому, что о юге можно писать вот таким высоким стилем:

Но там, увы, где неба своды
Сияют в блеске голубом,
Где тень олив легла на воды,
Заснула ты последним сном.

И дальше – опять та же высокая лексика:

Твоя краса, твои страданья. Мы обычно о чужих страданиях ничего не знаем, но верим, что Пушкин пишет правду: действительно, были эти страдания.

Претензии к человеку читающему, или брюзжание неос

Претензии к «человеку читающему», или брюзжание неостепенённого литератора.

Почему меня, как поэта условно молодого склонять берутся и, так и сяк, и в хвост и в загривок? Но стоит, — хотя, за меня уже сказали: — «Вот идет истинный талант; ступает, как Гамлет, и тоже с книжкой. (Дразнит.) «Слова, слова, слова. » Это солнце еще не подошло к вам, а вы уже улыбаетесь, взгляд ваш растаял в его лучах.

Не стану мешать вам.»; а я помешаю находиться в комфорте устоявшихся ценностей. Мне бывает недосуг разобрать некоторые наивности, которые встречаются, сплошь да рядом; и в прозаике, и в поэзии, и тем паче, в политических опусах. Иногда не выдержишь, черкнёшь нечто, но вал копипаста — это больше чем все водопады, малые и великие… Не будем мелочиться, возьмём «наше всё», а коли на солнце пятна, то об остальных объектах вербального космоса, и говорить влом.

Возьмёт молодой человек, как предсказано, потрепать лавры старика, — «Евгения Онегина»…, и что? Первая же рифма: «сидеть и думать про себя, когда же чёрт возьмёт тебя?» — «СЕБЯ-ТЕБЯ», — только развести руками, критики не выдерживает, а кто её выдерживает, спрашивается.

А сколько неуважения к читателю, правда, кто знает, кто книжку в тот момент листает?: «Хотел бы я тебе представить Залог достойнее тебя» — «тебе – тебя» — просто примитив. «Залог достойнее тебя » — торг в ламбарде? Предлагает, априори, вещь более ценную, чем читатель?

Можно было по цыгански: Залог достойныя тебя, в смысле тебя достоин, и то это сомнительное, с точки зрения вежливости, проблематическое модально, суждение. А скажите, откровенно, — был бы интересен роман «Е.О» в прозе? Это безропотное, безоглядное преклонение пред рифмой классика, не есть ли суггестивное наваждение, лишающее способности критически мыслить, оставаясь на уровне чувственного восприятия усвоенных штампов? За сим кончаю, но впредь, спуску дать не обещаю…

Источник

Проект bioserge

Грубая и неразборчивая классификация Набокова. Евгений Онегин Пушкина, как самое глубокое философское произведение современности. «Опыты» Мишеля Монтеня в эпиграфе к Евгению Онегину. Общая идея «Фауста» Гёте и «Двенадцати спящих дев» Жуковского. Откуда взялась известная фраза «Иных уж нет, а те далече». Кто такие «благодатный Гений» и «подруга юных дней»? Не согрешишь не покаешься, не покаешься не спасёшься. Чёрное благовещенье.

По ту сторону Пушкина.

И с отвращением читая жизнь мою, Я трепещу и проклинаю, И горько жалуюсь, и горько слезы лью, Но строк печальных не смываю. А.С Пушкин «Воспоминане»

Главный эпиграф к «Евгению Онегину», стоящий сразу после названия и перед посвящением, может характеризовать главного героя: Евгений обладал и «тщеславием» и «особенной гордостью», вполне мог с равнодушием признаваться в дурных поступках и несомненно обладал чувством превосходства.

Проникнутый тщеславием, он обладал сверх того еще особенной гордостью, которая побуждает признаваться с одинаковым равнодушием в своих как добрых, так и дурных поступках, — следствие чувства превосходства, быть может мнимого. Из частного письма.

В одном из вариантов седьмой главы, Татьяна читает дневники Онегина. Эта незаконченная часть, не вошедшая в роман, начинается так:

Меня не любят и клевещут, В кругу мужчин несносен я, Девчонки предо мной трепещут, Косятся дамы на меня…

В узком смысле, главный эпиграф может относиться только к посвящению. Частное письмо на французском языке отражает мнение «света» по поводу какого-то человека, общественную позицию. Пушкин не любил общество и его нравы, а поэтому в посвящении «не мыслит гордый свет забавить».

Мнение света о «гордости», «тщеславии» и проч. может не иметь никакого отношения к реальным качествам человека. Чего толкового в cлухах? Но им то как раз и верят чаще всего. Эпиграф и посвящение разделяют «свет» и «душу, исполненную мечты«. Тот, к кому обращается писатель, или не принадлежит к «обществу», или не уважает его мнение или «общество» не уважает мнение адресата.

В более широком смысле, эпиграф отражает мнение «света» обо всём романе в целом. «Евгений Онегин» — это произведение если не автобиографическое, то как минимум расширенное эссе и отражает индивидуальные соображения автора на какие-то события, имеет установку на интимную откровенность и разговорную интонацию.

Главный сюжет при этом возникает между делом, является поводом для того, чтобы пуститься в пространные философские рассуждения, афористичность и антитетичность. Как и в романе Стерна о Тристраме Шенди, лирические отступления и разговор с читателем здесь не отступление от темы — это сама тема.

В самом широком смысле, поскольку Пушкин — это центр всей русской литературы, а «Евгений Онегин» — это центральное произведение Пушкина, то главный эпиграф к «Евгению Онегину» — это эпиграф ко всей русской классической литературе. Не исключено, что фразу «дар божий» нужно понимать буквально: единым автором у всей этой литературы является «иной разум» и это его эссе.

Роль эпиграфа в одном из произведений русской литературы xix века. (а.с.пушкин. «евгений онегин».)

Эпиграф к роману: “Проникнутый тщеславием, он обладал сверх того еще особенной гордостью, которая побуждает признаваться с одинаковым равнодушием в своих как добрых, так и дурных поступках, — как следствие чувства превосходства: быть может, мнимого. Из частного письма”.

Это — пушкинская характеристика Онегина, но не персонажа романа, а Онегина — автора своих мемуаров. Еще до начала самого повествования название романа увязывается с эпиграфом и посвящением, и это не только дает объемную характеристику героя, но и раскрывает его как “автора”.

“Противодействуя” “издателю”, раскрывшему перед читателем то, что он, рассказчик, стремится скрыть, он разрывает смысловую связку между заголовком и эпиграфом, внедряя по праву автора мемуаров слова: “роман в стихах”, хотя сам же в тексте называет его “поэмой”.

Сочетание “роман в стихах” приобретает особый смысл: “роман, упрятанный в стихи”, — с намеком, что читателю еще только предстоит извлечь собственно роман из этой внешней формы, из мемуаров Онегина. Первой главе предшествует посвящение: “Не мысля гордый свет забавить, вниманье дружбы возлюбя, хотел бы я тебе представить залог достойнее тебя”.

Сразу бросается в глаза двусмысленность выражения “Залог достойнее тебя” (единственный случай в творческой биографии Пушкина, когда он использовал сравнительную степень этого прилагательного) возникает вопрос: кому адресовано это посвящение? Адресат явно знает писавшего и находится с ним в “пристрастных” отношениях.

Сравниваем, в предпоследней строфе романа: “Прости ж и ты, мой спутник странный, и ты, мой вечный идеал…” “Вечный идеал” — Татьяна, о чем писал, в частности, С.М. Бонди. Это ей посвящает свое творение Онегин, а не Плетневу Пушкин — в таком случае посвящение стояло бы перед эпиграфом.

Посвящение уже содержит объемную самохарактеристику героя, относящуюся как к периоду описываемых событий, так и к Онегину-“мемуаристу”. Весомость пушкинского эпиграфа часто отмечалась пушкинистами: из поясняющей надписи эпиграф превращается в выделенную цитату, которая находится в сложных, динамических отношениях с текстом.

Эпиграф может высвечивать часть текста, усиливать отдельные его элементы. Каламбурный эпиграф ко второй главе “Евгения Онегина” выделяет деревенскую часть романа: Русь по преимуществу — деревня, важнейшая часть жизни проходит именно там. Проецируясь на пушкинского героя, эпиграф к четвертой главе приобретает иронический смысл: нравственность, управляющая миром, путается с нравоучением, которое читает в саду молодой героине “сверкающий взорами” герой.

Онегин поступает с Татьяной морально и благородно: он учит ее “властвовать собой”. Чувства нужно рационально контролировать. Однако мы знаем, что сам Онегин научился этому, бурно упражняясь в “науке страсти нежной”. Очевидно, нравственность проистекает не из разумности, а из естественной физической ограниченности человека: “рано чувства в нем остыли” — Онегин стал нравственным поневоле, по причине преждевременной старости, утратил способность получать наслаждение и вместо уроков любви дает уроки морали. Это еще одно возможное значение эпиграфа.