ВС проверит залог на эластичность // Сумма убытков от утраты предмета залога может достаться залогодержателю

1. Небольшая традиционная вступительная мантра.

Как думаете, для чего правопорядку нужен высший суд? Для того, чтобы (а) просто исправлять судебные ошибки? Или для того, чтобы, исправляя судебные ошибки, (б) развивать тем самым национальное право, внося ясность в правовые вопросы и снижая количество потенциальных дел в судах? 

Для меня очевиден правильный ответ — это ответ (б).

Особенно ясным этот ответ становится, если в соответствующей юрисдикции действует обильное нормативное регулирование, очень много судебных споров, в высший суд поступают десятки тысяч жалоб и в этом суде принята система фильтрации дел — высший суд может и не взять на пересмотр «простое» дело даже если оно было разрешено неверно, дорожа своим ограниченным временнЫм ресурсом, который он направляет на разрешение «сложных» дел.

2. Но если это так, то общество (и в том числе — юридическое сообщество) имеет право требовать от судей высшего суда своей страны, чтобы принимаемые ими судебные акты были если уж и не научными трактатами, но по своему качеству приближались к ним.

Чтобы они (акты) не были лапидарными (3-4 странички) и не очень содержательными текстами-нескладушками, чтобы они содержали не просто пулеметные очереди ссылок на нормативные акты, а развернутые юридические рассуждения, демонстрирующие мотивы, по которым судьи высшего суда страны. Чтобы в своих судебных актах, которые судьи вынесли по отобранным ими делам, были бы заложены магистральные правовые идеи, которые помогли бы в будущем разрешать схожие правовые проблемы. 

3. Деятельность верховного суда России весьма далека от этого идеала. Из сотен определений, вынесенных по результатам рассмотрения дел, лишь единицы приближаются к нему (то есть, из них видны подлинные правовые мотивы, почему норма была истолкована так, а не иначе; почему была применена аналогия или некий правовой принцип; как балансировались судьями интересы сторон спора и проч.).

С чем это связано? 

Может быть, с тем, что определения коллегий верховного суда — это всего лишь определения трех судей этого суда. Они, кажется, не могут считаться актами, выражающими позицию всего суда. Уже поэтому эти определения не обладают убедительной юридической силой.

А если уж эти определения бессодержательны, то любая попытка апеллировать к ним при рассмотрении аналогичных дел в судах либо наткнется на злобный судейский рык «В России не прецедентное право, что вы нам тычете этой практикой!», либо (в лучшем случае) «Понятно, продолжайте», либо (что случается чаще всего) — на простое равнодушное игнорирование. 

В такой ситуации, как мне кажется, судьи верховного суда, должны (если они, конечно, хотят, чтобы результат их работы уважали их коллеги из нижестоящих судов) выкладываться в своих текстах по максимуму. Но это, как я уже написал, происходит далеко не всегда.

4. Мне, в общем-то, довольно горько писать все эти слова. 

Ведь все написанное, в принципе, уже более десятилетия хорошо известно российским юристам, которые интересуются проблемой единообразия судебной практики и конструированием судебной системы.  Более того, мы начинали приближаться к искомым идеалам в рамках деятельности Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации в конце нулевых — начале десятых годов. 

Однако учиненный в 2021 году президентом Путиным разгром этого суда отбросил нас с достигнутых в части взглядов на единообразие судебной практики позиций если уж не в каменный век, то в раннее Средневековье. Видимо, теперь нам всем надо прикладывать максимум усилий для того, чтобы выкарабкаться из той ямы, куда отечественная правовая система была сброшена; лично я надеюсь, что новую юридическую весну я все-таки застану и еще понаслаждаюсь прекрасными юридическими текстами судебных решений русских судов (текст, который мог бы быть достойным высшего суда нашей страны — см. здесь).  

 5. Но довольно вводных рассуждений, переходим к делу об эластичности залога (в деле о банкротстве общества «Николаевское», определение № 304-ЭС18-1134г., судьи Букина (докладчик), Разумов, Корнелюк).

Доктрина эластичности залога подразумевает, что залог — будучи вещным правом, наделяющим обладателя правом присвоения ценности заложенного имущества –обременяет не столько вещь (обязательственное требование, корпоративное право, исключительное право), сколько ее ценность; следовательно, в случае изменения формы, в которой «существует» эта ценность, залог сохранится и будет «лежать» на новой форме существования этой ценности.

Типичными и самыми простыми примерами эластичности являются переработка заложенной движимой вещи (например, из слитка золота отлили украшение) и юридический раздел здания (на помещения) или земельного участка и проч. (я это называю физической и юридической эластичностью).

Чуть более сложными примерами (экономическая эластичность) являются случаи, когда происходит экономическое замещение предмета залога деньгами – выплата страхового возмещения, принудительный выкуп для государственных нужд, исполнение по заложенному обязательственному притязанию.

Доктрина эластичности залога была разработана в практике ВАС РФ в 2005-2021 годах и с 1 июля 2021 года закреплена в ГК (статьи 345 и 334 Кодекса), (п. 1 Информационного письма Президиума ВАС РФ № 90 от 28.01.2005 № 90 «Обзор практики рассмотрения арбитражными судами споров, связанных с договором об ипотеке», п. 10 Постановления Пленума ВАС РФ № 10 «О некоторых вопросах применения законодательства о залоге», постановление Президиума ВАС РФ № 902/11 от 12.07.2021).

6. Предметом рассмотрения в экономической коллегии стал следующий казус.

Сбербанку были заложены коровы. Он обратил взыскание на них, пристав изъял скот у залогодателя и передал на хранение третьему лицу. Коровы пропали (если бы они, например, превратились в тушенку, а соответствующие банки с тушенкой были бы обнаружены, я бы, ни секунды не сомневаясь, сказал, что в силу принципа эластичности эти банки тушенки обременены залогом в пользу банка).

Собственник коров предъявил требование к бюджету о возмещении вреда, причиненного действиями приставов, и … выиграл! Суд присудил собственнику утраченных коров чуть больше 9 млн. руб. (Это чудо случилось в начале 2021 г., сейчас же – «благодаря» возмутительной прогосударственной практике верховного суда (№ 305-ЭС16-14064, 2021 год) при рассмотрении такого рода дел – я почти уверен, что в иске было бы отказано).

Любопытно, что в деле о взыскании банк заявлял ходатайство о вступлении в дело в качестве третьего лица с самостоятельными требованиями в отношении предмета иска (денежной суммы), но ему было в этом отказано.

7. Однако эта схватка Давида с Голиафом (а заодно – и с Левиафаном) подорвала финансовое здоровье Давида (то есть, залогодателя) и он обанкротился. Суммы возмещения вреда, причиненного приставом, поступили уже в конкурсную массу залогодателя. И перед конкурсным управляющим встал вопрос о том, как их распределять – pro rata между всеми кредиторами, или же направить их залогодержателю для преимущественного удовлетворения его требований.

Понятно, что принцип эластичности требует применения второго подхода. Но проблема, видимо, в том, что этот случай эластичности прямо не закреплен в законе, а конкурсный управляющий, опасаясь, что суд не поддержит его творческий подход и он за это получит привлечение к административной ответственности (последствия чего для него могут быть самые разрушительные), решил применить первый подход.

8. Сбербанк оспорил действия управляющего в суде. Первая инстанция поддержала конкурсного управляющего, апелляция отменила судебные акты и поддержала идею эластичности. Окружной суд отменил постановление апелляции, отметив, что утрата предмета залога должна прекращать залог; никакого «перекидывания» залога на возмещение убытков происходить не должно.

Кроме того окружной суд заметил, что эластичность была введена реформой залогового права, а договор залога был заключен залогодержателем до вступления в силу этой реформы.

9. Дело было передано для пересмотра в коллегию  верховного суда. Результат рассмотрения дела – в пользу Сбербанка: постановление окружного суда было отменено, постановление апелляции, которым была поддержана эластичность, — оставлено в силе. И это замечательно, мои поздравления юристам Сбербанка, которые добились этого результата!

Но вот определение по этому делу меня совершенно не порадовало.

Да, в нем есть нужные слова об эластичности: «…банк был вправе претендовать на сумму, выплачиваемую в порядке возмещения убытков, предъявив требование к Российской Федерации напрямую», поэтому «…вывод суда апелляционной инстанции о распределении 9 029 089,14 руб., взысканных в рамках дела № А03-15338/2021, в порядке пункта 2 статьи 138 Закона о банкротстве является правильным».

Однако дальше по тексту вместо того, чтобы развить эту идею в качестве общего правового принципа, судьи коллегии почему-то просто ссылаются на то, что банк не был допущен к участию в деле о взыскании убытков в качестве третьего лица с самостоятельными требованиями.

Какое это имеет значение для того, чтобы понять, есть ли залог в отношении этого возмещения или нет? Ну и что, что банк не был допущен, он же ведь мог самостоятельный иск к казне предъявить по общим правилам деликтного права, но не сделал этого. Почему тогда это не обсуждает коллегия для целей ответа на вопрос, есть ли залог или нет?

В общем, кажется, что вопрос о недопуске банка является совершенно не существенным, это третий или четвертый аргумент в споре о том, справедливо ли дать банку залоговое право на возмещение.

То есть, вместо того, чтобы сформулировать общий принцип на будущее, который позволил бы ответить на другие, схожие вопросы (например, будет ли в залоге то, что будет приобретено на суммы возмещений; или будет ли залог на имущество, предоставленное взамен утраченного).

Наконец, с учетом того, что в составе коллегии был судья Разумов, я ожидал бы от нее ответа на вопрос о том, как соотносится эластичность залога в данном случае с его позицией по делу Микротест о том, что залог денег невозможен вне залогового счета. Однако в определении, увы, нет ответа и на этот важный вопрос.

10. Наконец, очень жаль, что коллегия не написала прямо (ограничившись аксиоматичным рассуждением о том, что новые законы не применяются к старым договорам), что вывод окружного суда о том, что принцип эластичности залога не может применяться к отношениям сторон лишь в связи с тем, что он предусмотрен в редакции статьи 334 ГК РФ, вступившей в силу после заключения договора залога, является ошибочным.

Ведь существует обильная практика самой же коллегии о том, что включение законодателем в текст закона новых положений, основанных на ранней судебной практике, не означает, соответствующие положения являются новеллами, а лежащие под ними правовые идеи не могут быть применены при рассмотрении «старых» дел, основания для которых возникли до реформы. Коллегия так решала уже и дела, связанные с залогом, и с поручительством, и с недействительностью сделок, и с альтернативными обязательствами.

PS. Я дописал текст, перечитал его и задался вопросом: зачем я все это пишу? Зачем я трачу свое время на то, что, скорее всего, вряд ли будет иметь какой-то осязаемый эффект – ведь его вряд ли прочитают люди из верховного суда (да и вообще из судебной системы), а если даже и прочитают, то хмыкнут, мол, «Бевзенко всё никак не успокоится, что его турнули из судебной системы в 2021» и продолжат свое равнодушное дело? Может, лучше посмотреть новый сезон «Миллиардов» или «Мира Дикого Запада»?

Наверное, я делаю это, потому что мне не все равно. И потому что я искренне верю в то, что если постоянно, долго долбить (пусть даже и интеллектуально, а не отбойным молотком) в одно и то же место, то результат когда-нибудь все же будет. Вопрос лишь – через сколько десятилетий?

Ну и наконец, я бы очень хотел, чтобы наша юридическая молодежь знала, как должно быть, и, сравнивая с тем, что есть сейчас, делала соответствующие выводы.