Грамматические категории глаголов -Морфология -Русский язык

Более широкими категориями в лингвистике считаются выделяемые в морфологии классы или разряды слов, так называемые части речи.

Части речи – классы, на которые делится вся лексика языка по наиболее общим морфологическим, синтаксическим и семантическим критериям. Части речи обычно выделяются на основании сразу нескольких критериев – морфологического, синтаксического, семантического.

В.В. Виноградов при классификации слов русского языка по частям речи первоначально выделил 4 типа слов: слова-названия; служебные слова; вводные слова; междометия. Затем слова-названия на основе трёх критериев распределились по именам существительным, прилагательным, числительным, глагол, наречия.

Части речи и члены предложения.

Вопрос о частях речи занимает умы ученых с древнейших времен.
Исследованиями в этой области занимались Аристотель, Платон, Яска, Панини, в русской лингвистике этим вопросом занимались Л. В. Щерба, В. В.
Виноградов, А. А. Шахматов и др.

Части речи — это лексико-грамматические группы слов, отличающиеся друг от друга: а) определенным значением, б) определенными морфологическими и синтаксическими признаками, в) синтаксическими функциями в составе словосочетания и предложения.
Значение перечисленных выше признаков, которые отличают одну часть речи от другой, в различных языках не одинаков.

Природа частей речи лингвистическая и общая для всех языков, как общи пути развития человеческого мышления. Некоторые ученые связывали общеграмматические значения частей речи с некоторыми категориями мышления
В русском языке морфологические признаки частей речи имеют решающее значение и выявляются обычно очень просто и отчетливо. Шелк и шелковый явно различаются как существительное и прилагательное. Иначе оказывается в таком языке, как английский, в котором морфологическое разграничение имен существительных и прилагательных представлено не так четко, как в русском. Silk -«шелк» является существительным, но в словосочетании silk dress — «шелковое платье» оно выступает уже как прилагательное.
По Ф. И. Буслаеву в языке девять частей речи: глагол, местоимение, имя существительное, имя прилагательное, имя числительное, наречие, предлог, союз и междометие. Последнее Ф. И. Буслаев выделяет в особый отдел.
Остальные части речи делятся на знаменательные (существительное, прилагательное и глагол) и служебные (местоимение, числительное, предлог, союз и глагол вспомогательный); наречия по этой классификации (как, впрочем, и глаголы) попадают в две группы: произведенные от служебных частей речи относятся к служебным частям речи, а произведенные от знаменательных – к знаменательным. Тем самым получается, что членение слов на знаменательные и служебные не совпадает с их делением по частям речи.
Синтаксис связывает части речи с членами предложения.

Члены предложения- это синтаксические категории, возникающие в предложении на основе взаимодействия слов и словосочетаний и отражающие отношения между элементами предложения. Части речи в системе предложения не просто повторяют себя, но подвергаются серьезной трансформации. Как ни глубока связь между именем существительным и подлежащим, понятия эти соотносимы, но не идентичны, то же следует сказать и о взаимодействии между глаголами и сказуемым, прилагательным и определением.

Синтаксис как раздел языкознания. Синтаксические единицы языка.

Информация, которая передается в речи, распределяется между различными структурными единицами языка, одну информационную «нагрузку» несут фонемы, самые мелкие «кирпичики» высказываний; другую — морфемы, это уже первичные блоки, обладающие своим значением; третью — слова, более «крупные блоки», существующие для называния явлений действительности, но все эти единицы пока не могут образовать высказывания, сообщения.

Синтаксис позволяет выполнить в языке главнейшую роль — функцию общения.

Синтаксис — раздел грамматики, изучающий строй связной речи и включающий две основные части: учение о словообразовании и учение о предложении. Впервыет термин «синтаксис» был использован стоиками в 3в. до н.э. И был отнесён к наблюдениям над логическим содержанием высказываний.

Предметом синтаксиса являются слово в его отношениях и связях с другими словами в речи, правила образования из слов более крупных единиц, обеспечивающих речевое общение. В результате соединения словоформ, употребления слов в определённых формах строятся синтаксические единицы: словосочетания, предложения.

Объект синтаксиса как области языкознания составляют те механизмы языка(морфологические, фонетические, композиционные и другие), которые обеспечивают переход от языка к речи. 

Основными синтаксическими единицами являются: словоформа (т.е. слово в определённой форме), словосочетание, предложение, сложное синтаксическое целое.

Предложение и словосочетание— синтаксические единицы разного назначения, каждая из них может иметь свои существенные признаки. Предложение оформляет высказывание, оно является главной единицей синтаксиса. Словосочетание — один из компонентов предложения, оно представляет собой вспомогательную единицу.

 Синтаксические средства  языка, с помощью которых строются предложения и словосочетания, разнообразны. Основными являются формы слов в их взаимодействии и служебные слова. Посредством словоизменительных показателей и служебных слов осуществляется синтаксическая связь слов в словосочетании и предложении. Например, в предложении Сквозь тучу глядело на землю негреющее солнце слова связаны родовыми окончаниями (солнце глядело, солнце негреющее),а также падежными окончаниями в сочетании с предлогами (глядело на землю, глядело сквозь тучу).

 При построении предложения используются интонация и порядок слов.Интонация не только средство грамматической организации предложения, но и показатель законченности высказывания. Порядок слов — взаимное расположение их в составе словосочетания и предложения. В языке существуют определённые правила взаимного расположения слов в разных видах их сочетаний. Так, грамматической формой является расположение сказуемого после подлежащего, согласованное определение обычно ставится перед определяемым словом, а несогласованное — после него. Отступление от этого правила используется в стилистических целях.

 Синтаксис связан со структурой мышления, нормами коммуникации и обозначаемой действительностью.

Логический и коммуникативный аспекты синтаксиса делают его наиболее универсальной частью структуры языка.

Синтагма – это 1. По теории Ф. де Соссюра, двучленная структура, члены которой соотносятся как определяемый и определяющий. Такими членами, по мнению некоторых исследователей, могут быть:

а) морфемы в производном слове. Стол-ик (стол- — определяемое, -ук — определяющее; общее значение синтагмы — “маленький стол”). Такую синтагму называют “внутренней”, так как оба ее члена заключены в одном слове, рассматриваемом как соположение морфем;

б) составные части сложного слова, из которых одна определяет другую. Водо-воз (общее значение данной “внутренней синтагмы” — “возящий воду”);

в) компоненты подчинительного словосочетания. Новый учебник, читать книгу, быстро бежать. Такие синтагмы называют “внешними”, составляющими синтаксическое единство;

г) целые словосочетания, например обособленные члены предложения. Дети, играющие во дворе. Шел, не глядя по сторонам;

д) предикативные части сложного предложения Необходимо выяснить ошибки, которые являются типичными для всего класса.

2. Семантико-синтаксическая единица речи, образуемая группой слов в составе предложения, объединенных в смысловом и ритмомелодическом отношениях. Всегдашние занятия Троекурова / состояли в разъездах/ около пространных его владений (Пушкин) (три синтагмы). Шум походил на то, /как бы вся комната 1 наполнялась змеями (Гоголь) (три синтагмы). Любишь кататься — / люби и саночки возить (пословица) (две синтагмы). Синтагма может также состоять из одного слова, может совпадать с целым предложением. Там, /где была раньше одинокая скала, /лежала груда обломков (А р с е н ь е в) (три синтагмы). На заводе все благополучно (Куприн) (одна синтагма). Синтагма может совпадать или не совпадать со словосочетанием, но между ними сохраняются существенные различия: синтагма выделяется в предложении, является результатом его членения и существует только в нем, тогда как словосочетание не только выделяется в предложении, но наряду со словом служит готовым “строительным материалом” для предложения и является результатом не разложения на элементы, а синтеза элементов. Деление одного и того же предложения на синтагмы может быть различным в зависимости от контекста, ситуации, экспрессивной окраски, придаваемой высказыванию говорящим, разного осмысления содержания предложения и т. д. Этой подвижности синтагматического членения, являющегося объектом рассмотрения стилистического синтаксиса, противостоит устойчивое, основанное на определенных моделях построение словосочетаний.

Синтагмы классифицируются с точки зрения взаимосвязи входящих в них слов (напри­мер, синтагмы атрибутивные, релятивные), по их позиции в высказывании (синтагмы конечные и неконечные) и по типу оформляющего их интонационного контура (синтагмы завершённые, незавер­шён­ные, вводные, противительные, изъяснительные и др.)

Парадигма и синтагма

Парадигма — словоизменительная парадигма — в лингвистике список словоформ, принадлежащих одной лексеме и имеющих разные грамматические значения. Обычно представлена в виде таблицы. Фердинанд де Соссюр использовал этот термин для обозначения класса элементов, имеющих схожие свойства.

Построение парадигм — одно из первых лингвистических достижений человечества; вавилонские глиняные таблички с перечнями парадигм обычно считаются первым памятником лингвистики как науки.

Обычно парадигмы упорядочены в некотором традиционном порядке граммем, например, парадигма русского склонения записывается в порядке падежей И — Р — Д — В — Т — П:

рука
руки
руке
руку
рукой
о руке

Парадигма личного спряжения в европейских языках записывается обычно в порядке «иду-идёшь-идёт» (и соответственно лица называются первым, вторым и третьим), а, например, в арабском языке порядок обратный.

«Дай мне белый бумагу» — так сказать нельзя. Надо: белую бумагу. Словоформа бумагу требует, чтобы с ней была связана словоформа белую. Значит, есть законы связи грамматических единиц. Нельзя сказать «темно-коричневые глаза» , говорят карие. Здесь законы связи уже не грамматические, а лексические: одно слово не хочет быть соседом «неположенного» слова.
Есть законы синтаксических связей. Нельзя сказать: «Танцуя, музыка была слышна во всех концах зала» . Здесь синтаксически неверно употреблено деепричастие.
Есть законы фонетических связей. В русском языке не могут быть рядом [з] [к] . А перевозка? Нагрузка? Морозко? Везде сочетание [ск] , а [зк] нигде нет.
Итак, в тексте единицы могут быть связаны правильно или неправильно. Следовательно, есть языковые законы связи единиц в тексте. Эти законы называются синтагматическими (от греч. syntagma—«вместе построенное») . Сочетания словоформ (т. е. грамматических форм слов) , сочетания морфем, сочетания частей предложения, сочетания слов — это синтагмы.
Но связи между единицами языка могут быть не только синтагматическими. Словоформа дом связана со словоформами дома, дому, домом.. . Эта связь основана не на том, что единицы «соседствуют» , образуют в одном контексте единство. А иа чем?
В одних случаях друг с другом связаны единицы, которые встречаются в одинаковой, в одной и той же позиции — в одном окружении.
Например, падежные формы:
посылаю хлеб вин. п.
посылаю хлеба род. п.
посылаю отцу дат. п.
посылаю почтой тв. п.
посылаю на самолете предл. п.
Обратите внимание: все падежные формы отличаются друг от друга и по звучанию, и по значению. Например, послал хлеб — в значении «весь» ; послал хлеба — в значении «часть» ; и та и другая форма называет объект действия; посылаю отцу — форма падежа называет адресат.
Все формы косвенных падежей, как видно, могут быть при одном глаголе — в одной позиции. Потому они и выступают как разные падежные формы, что мы можем их сравнить и противопоставить при одном и том же окружении — в одной позиции. Это — парадигма (от греч. paradigma—«образец») .
В других случаях единицы связаны потому, что они не могут быть в одной позиции. Например: я иду — ты идешь — он идет. Формы иду — идешь — идет требуют разных подлежащих, разного окружения, т. е. разных позиций. В одной позиции, при одном подлежащем они невозможны. И это тоже парадигма. В этом понимании парадигма — это совокупность единиц, которые меняются в зависимости от позиций (см. Дистрибутивный анализ) .
В чем различие между этими парадигмами? Одинаково ли их отношение к синтагмам? Единого мнения на этот счет сейчас у лингвистов нет. Дело требует изучения.
Издавна принято парадигмой называть серии падежных форм или личных форм у глагола. Современное языкознание распространило это понятие на другие единицы языка. Например, возможны парадигмы звуков, предложений и т. д.
Противопоставление парадигматических и синтагматических связей было введено в науку Ф. де Соссюром; оно многое объяснило в строении языков, но и само пока еще нуждается в дальнейшем уточнении. «Все, что хочется написать в строку, — синтагма. Все, что хочется написать столбиком или в виде таблицы, — парадигма» .

Предложение – это синтаксическая единица, состоящая из слов или словосочетаний, объединённых по смыслу и грамматически и выражающая законченную мысль.

Предложение имеет следующие признаки:

имеет грамматическую основу; 

Предложение состоит из главных и второстепенных членов.

Главные члены образуют грамматическую основу предложения, которая может включать и два главных члена (подлежащее и сказуемое), и один (подлежащее или сказуемое).

По числу грамматических основ предложения делятся на простые и сложные.

предложение является высказыванием о предмете речи;

предложение является единицей общения (коммуникация).

предложение характеризуется интонационной законченностью.

Любое предложение должно иметь интонацию сообщения, интонацию в конце. В зависимости от нее предложение приобретает значение. Она не только средство оформления предложения, но является одним из способов выделения коммуникационного центра предложения. Кроме того, интонация выступает как одно из средств выражения смысловых различий. 

предикативность

Предикативность – грамматическая категория, указывающая на общую соотнесенную действительность. Она выражается: языковыми средствами, временем, синтаксическим лицом, модальностью(устанавливает реально ли происходит то, о чем сообщается, или только мыслится как возможное, должное, требуемое ).

Словосочетание и предложение.

Словосочетание строится по принципу субординации. Это означает, что зависимое слово состоит из двух или более слов, которые связаны между собой подчинительной связью(зависимое слово подчиняется главному). Словосочетание может использоваться только в составе предложения, оно само по себе не несет законченной мысли.

В зависимости от количества слов словосочетания бывают простыми и сложными. Простые словосочетания обычно состоят из двух слов. Сложные словосочетания могут состоять более чем из двух слов.

Также различают лексико-грамматические типы словосочетаний в зависимости от того, к какой части речи принадлежит главное слово. Глагольные словосочетания: написать рассказ, бежать быстро. Словосочетания, в которых главным словом является существительное: дверца шкафа, деревянный стул. Словосочетания с главным словом прилагательным: бледный от испуга, по-летнему яркий. Словосочетания с именем числительным в роли главного слова: трое в лодке. Местоименные словосочетания: мы с подругой. И наречные словосочетания: слишком долго.

Различают три вида синтаксической связи в словосочетании: согласование, управление, примыкание. Согласование – это такой вид подчинительной связи, при котором зависимое слово согласуется с главным в роде, числе и падеже: красивая девочка, белая скатерть. При управлении зависимое слово принимает форму падежа главного слова: обустроить дом, выполнить задание. Примыкание – это такой вид подчинительной связи, при котором подчиненное слово выражает свою зависимость только лексически, потому что является неизменяемой частью речи, например: работать напряженно, очень мило.

Вывод: предложение отличается от словосочетания следующим

Предложение состоит из словосочетаний

Словосочетание может быть реализовано только в предложении.

Предложение выражает законченную мысль и является самостоятельной синтаксической единицей в отличие от словосочетания.

Предложение отличает интонационная оформленность, а словосочетание лишь называет что-то.

Словосочетание строится по принципу субординации, то есть одно слово является главным, а другое зависимым.

Словосочетание может быть построено только при помощи подчинительной связи, а в предложении может быть несколько видов связи.

Предложение вовсе не разновидность словосочетания, так как существуют слова-предложения. Словосочетание не имеет грамматических признаков, которые бы указывали на законченность сообщения. Словосочетание только в составе предложения и через предложение входит в систему средств сообщения, но оно так же, как слово, относится к средствам обозначения и является строительным материалом в процессе языкового общения

В соотношении понятий словосочетание и предложение основным признаком, различающим их, является наличие предикативности, модальности, синтаксического времени и интонационной завершенности у предложения и отсутствие названных признаков у словосочетания .

Предложение как конструктивный знак соотносится с внеязыковой реальной или мыслимой ситуацией как своим денотатом. Оно вычленяет в действительности тот или иной её фрагмент и представляет этот кусок действительности как расчленённое и вместе с тем целостное единство.

       Его денотатом является не просто совокупность отдельных элементов опыта, а их ансамбль. Связанные в рамках ситуации неким отношением предметы (в самом широком смысле слова, т.е. люди и животные, предметы природы и артефакты и т.п.) квалифицируются как участники (партиципанты) ситуации.

       В ситуации с одним партиципантом его характеризует некое свойство. Люди имеют дело с бесконечно разнообразными ситуациями. Но, познавая действительность, они конкретные, единичные ситуации сводят в классы, относят их к определённым структурным типам. И в этом процессе категоризации положений дел значительная роль принадлежит языку, который в процессе своей эволюции вырабатывает соответствующие конструктивные схемы

      Отдельным элементам ситуаций (как предметам, так и объединяющим их отношениям) в семантической сфере языка ставятся в соответствие семантемы. Это единицы значения, являющиеся по своей природе односторонними. Они выступают в качестве означаемых таких элементных знаков, как, с одной стороны, лексемы и фразеологизмы, и, с другой стороны, синтаксемы, представляющие собой элементарные значимые единицы в составе синтаксических конструкций.

  Внеязыковая ситуация отображается семантической конструкцией, или конфигурацией. Её ядром служит семантема, отображающая отношение или свойство. Это ядерная семантема, или признаковая семантема, или предикатная семантема, или семантический предикат.

   Предикатная семантема, обладая определённым валентностным потенциалом, стремится создать своё окружение. В это окружение входят семантемы, отображащие участников ситуации. Это предметные семантемы, или актантные семантемы, или семантические актанты. В принципе семантическая конфигурация не линейна, т.е. составляющие её семантемы не следуют друг за другом.

        Семантическую конфигурацию часто называют пропозицией. Одна пропозиция или соединение ряда пропозиций образуют семантическую основу предложения, его глубинную (или смысловую) структуру. Предикат пропозиции главенствует над своими актантами. Он открывает для них рамку (frame). Пропозиция выступает как начальный способ «упаковки» информации, которая подлежит передаче посредством высказывания.

      Пропозиция образует означаемое элементарной синтаксической конструкции, или конфигурации. Учитывая семантическое содержание каждой синтаксемы, точнее было бы говорить о синтаксико-семантической конфигурации. Ядром этой конфигурации является синтаксема, имеющая свои означаемым предикатную семантему. Это ядерная синтаксема, или предикатная синтаксема, или синтаксический предикат (некоторые исследователи говорят в этом случае о реляторе, функторе и т.п. и избегают термина предикат при описании структуры предложения в номинативном аспекте). Окружение предикатной синтаксемы образуют синтаксемы, означаемыми которых актантные семантемы. Это актантные синтаксемы, или синтаксические актанты. Валентностный потенциал предикатной синтаксемы предопределяется прежде всего валентностным потенциалом предикатной семантемы. Синтаксическая конфигурация также в принципе не линейна.

Итак, мы наблюдаем следующие соответствия:

Схема 1

Предикатные семантемы и предикатные синтаксемы обладают свойством активной валентности (т.е. сочетательной потенции). Благодаря своим валентностным свойствам именно они и выступают ядрами тех или иных конструкций. Предметным (актантным) семантемам и синтаксемам присуща в принципе пассивная валентность. Это означает, что они входят в сочетания, лишь реализуя валентности предикатных компонентов и образуя их окружения. Отсюда вытекает семантически господствующая роль предикатного компонента в том или ином сочетании и семантически подчинённая роль предметного (непредикатного) компонента. Валентность может быть обязательной, т.е. предполагать необходимость замещения вакантных позиций при данном предикатном компоненте. Она может быть и необязательной, факультативной, и реализующие её компоненты не входят в необходимое и достаточное окружение ядерного компонента.

Возможности группировки внеязыковых ситуаций и, соответственно, семантических конфигураций (пропозиций) заключаются в том, что:

   во-первых, тот или иной участник ситуации по отношению к другим её участникам и по отношению к ситуации в целом выступает носителем какой-то типовой роли; например, в ситуации дарения (а это типовая ситация с тремя партиципантами) роли распределяются следующим образом: <даритель, <получатель подарка, <объект дарения;

   во-вторых, в соответствующей семантической конфигурации дарения предикатная семантема проявляет себя как её активный элемент, в котором уже как бы содержится схема развёртывания конфигурации, где каждому потенциальному актанту задаётся семантическая роль или «даритель», или «получатель подарка», или «объект дарения»;

   в-третьих, предикатная семантема по числу её распространителей (иначе по мощности необходимого и достаточного окружения) может квалифицироваться как одноместная (одновалентная) или многоместная (многовалентная);

   в-четвёртых, число возможных семантических ролей актантов в принципе не очень велико, хотя об их числе пока не приходится определённо говорить (одни лингвисты говорят о 8 ролях. у других этот список превышает 40 ролей).

       Соответствующие семантические роли (или функции) приписываются и синтаксическим актантам, выступая в качестве их важнейшей содержательной характеристики. Предикат пропозиции включает в свою рамку актанты с указанием присущих им семантических ролей (в терминологии Ч. Филлмора, глубинных падежей).

     Например, глагол открывать создаёт при себе следующую рамку (frame): открывать [Объектив, Инструмент, Агенс]. Используя подобные схемы, можно построить типологию синтаксических конфигураций (и лежащих в их глубинной основе пропозиций). Наиболее однозначно различение следующих семантических ролей (или функций), иллюстрируемое в нижеприводимых предложениях:

   «агенс» (или «агентив») — одушевлённый производитель действия: Мама печёт пирожки; Сыном построена дача;

   «экспериенсер» (или «экспериенсив») — одушевлённое существо, являющееся субъектом восприятия, носителем эмоций и т.п.: Отец смотрит телефильм; Сестра радуется подарку; Погода огорчает лыжников;

   «бенефактив» (или «бенефициатив») — одушевлённое существо, на пользу (или во вред) которому совершается действие: Отец подарил сыну часы; Сын получил в подарок часы; У Пети украли мяч;

   «элементив» — стихийная сила как источник изменения в положении дел: Молния ударила в дерево; Водой унесло лодку;

   «фактитив» (или «результатив») — одушевлённый или неодушевлённые предмет, возникший, прекративший существование или подвергшийся изменению: Она родила дочь; Мама печёт пирожки; Мальчик нарисовал картину;

   «объектив» — одушевлённый или неодушевлённый предмет, участвующий в действии, но не подвергающийся изменениям в своём качестве: Сестра ставит вазу на стол;

   «перцептив» — предмет восприятия: Картина радует зрителя;

   «инструмент» — предмет, посредством которого совершается действие: Я открываю дверь ключом; Ключ открывает дверь; Мел пишет хорошо;

   «локатив» — место, где происходит действие: Мы живём в Твери; Тверь — красивый город;

   «аблатив» — место, откуда начинается перемещение в пространстве: Он покинул Тверь; Поезд отошёл от перрона;

   «директив» (или «финитив») — место, являющееся конечным пунктом передвижения: Я направился в Интернет-Центр;

   «транзитив» — место, через которое пролегает путь: Я иду по коридору; Поезд из Москвы в Брюссель идёт через Варшаву.

     Как сам синтаксический предикат, так и каждая из семантических ролей синтаксических актантов в принципе кодируются определёнными, стандартными для данного языка формальными показателями.

         Если в представлениях единичных семантических конфигураций опустить указания на конкретных участников соответствующих ситуаций и не конкретизировать отношения (или свойства), то мы получим абстрактное представление для класса семантических конфигураций, например: «Отношение, возникающее в процессе передачи собственности Объектив Бенефактив Агентив». Такие структурные схемы представляют собой конструктивно-семантические инварианты, о которых можно говорить, что они являются фактами не только речи, но и языка.

        Инвариантный характер таких пропозициональных схем подтверждается, в частности, возможностями построения перифраз, не нарушающих инвариантного характера пропозиций. Ср.: Отец оставил сыну в наследство дом — Дом перешёл / остался сыну в наследство от отца — Сын унаследовал / получил в наследство дом от отца.

      Между семантемами и синтаксемами не всегда имеет место одно-однозначное отношение. Так, в позиции синтаксического актанта может появиться и предикатное, или пропозициональное, имя (Он размышлял о проблемах семантического синтаксиса. Размышления прервал приход друга).

        При описании посредством предложения или же текста сложных денотативных ситуаций элементарные пропозиции могут соединяться в семантические блоки, в соответствие которым ставятся блоки пропозиций. В синтаксических блоках образующие их элементарные конструкции могут просто присоединяться одна к другой или включаться (иногда после определённых трансформаций, в частности прономинализации, номинализации и т.д.) одна в другую (включающая синтаксическая конструкция выступает как матричная). Аналогично (путём соединения элементарных пропозиций в сложную пропозиции и менее сложных пропозиций в ещё более сложную) строится пропозициональная структура текста (его макроструктура). Например:

   Пришёл Максим. Он (Максим) принёс компакт-диск. Схема: <прийти (Максим) принести (Максим, компакт-диск), Максим — прономинализация: он;

   Пришёл Максим. Его приход (= то, что он пришёл) всех обрадовало. Схема: <прийти (Максим) радовать (р (= Максим пришёл), всех), Максим — его; здесь пропозиция р в номинализованной форме включается в состав матричной пропозиции в качестве её актанта;

   Пришёл Максим. Мы его ждали. Он принёс взятый у меня компакт-диск. Схема: <прийти (Максим) ждать (мы, Максим), Максим — его принести (Максим, компакт-диск), Максим — взять (Максим, компакт-диск, у меня), Максим — опущение, компакт-диск — опущение.

       Связанные в одном тексте предложения должны отвечать принципу релевантности, т.е. относиться к одной и той описываемой ситации, к одному положению дел, к теме (содержанию) данного текста.

       Тема текста может быть репрезентирована одной элементарной пропозицией. Так, всё содержание новеллы, расказывающей о том, как Пушкин познакомился с Натальей Гончаровой, как он ухаживал за ней, как делал предложение, как он приводил в порядок свои хозяйственные дела, чтобы изыскать средства для содержания семьи, как проходила свадьба и как стала складываться в начале его семейная жизнь, можно свести к пропозиции Пушкин женится на Наталье Гончаровой (в результате номинализации та же пропозиция выступает следующим образом: Женитьба Пушкина на Наталье Гончаровой). Номиналиции пропозиций часто используются в качестве заголовков текстов.

      Некоторые семантические конфигурации или их отдельные элементы могут не найти соответствия в синтаксической структуре, т.е. остаться не выраженными, скрытыми, имплицитными, что, однако, не всегда препятствует пониманию (так, например, при восприятии высказывания Даже он не смог перевести этот текст мы можем достаточно легко востановить восстановить так называемую пресуппозицию ‘Я не ожидал этого’; осознание пресуппозиций как раз и позволяет лучше понимать воспринятое высказывание).

      Итак, семантическая конфигурация (пропозиция) моделирует внеязыковую (денотативную) ситуацию в основных её элементах и отношениях. Синтаксическая структура языка располагает набором конструктивных возможностей для номинации фактов действительности и сведения необозримого множества конкретных элементарных ситуаций к относительно небольшому числу их схем.

     Такие схемы пропозитивной номинации заложены в самой природе предложения. Воспроизводимы не схемы распространённых и усложнённых предложений, а схемы элементарных синтаксико-семантических конструкций и правила их развёртывания и преобразования при конструировании предложений. На этом и основана трактовка предложения как ведущей единицы синтаксической (конструктивной) номинации. При развёртывании текста (дискурса) происходит сцепление пропозициональных структур отдельных предложений в пропозициональную (топикальную) структуру текста.

     Итак, при описании предложения в номинативном (или собственно семантическом) аспекте устанавливается соответствие между структурой репрезентируемой ситуации и структурой преложения. Этот аспект предложения долгое время оставался в тени, так как в традиционном синтаксисе прежде всего (начиная с Платона и Аристотеля) соотносилось строение предложения (грамматические субъект и предикат, иначе — подлежащее и сказуемое) и логического суждения (логические субъект и предикат), а впоследствии стали также сопоставляться строение предложения (подлежащее и сказуемое) и структура передаваемого в нём сообщения (тема и рема).

    Номинативный (пропозитивный) план предложения оказался в центре особого внимания исследователей с конца 60-х гг. 20 в. в связи с запросами со стороны представителей дисциплин, занимающихся автоматической обработкой текста и порождением речи человеком. Это отразилось в появлении в лингвистике ряда теоретических моделей, исходящих из приоритетной роли глагола (предиката) в развёртывании предложения.

     Предикатному компоненту была отведена роль верхнего узла (вершины, корня) в графическом представлении предложения в виде дерева порождения. На первый план были выдвинуты идеи валентностного анализа, синтаксиса зависимостей, семантической роли, глубинной (или смысловой) структуры и т.п. Таковы теории Л. Теньера (актантный синтаксис), А.А. Холодовича (валентностный синтаксис), С.Д. Кацнельсона (структура «предикат предикандумы»), Ч. Филлмора (падежная грамматика), В.В. Богданова (структура «предикат актанты»).

    В то же время лингвистика использовала и достижения так называемой реляционной логики, которая в структуре пропозиции выделяет предикат (предикатную функцию, функтор), подчиняя ему аргументы (предметные переменные, термы, актанты). Многие языковеды впоследствии взяли на вооружение разработанное в логике понятие пропозиции как семантического инварианта, лежащего в основе исходного предложения и его трансформов (ср.: Студенты сдают экзамен. — Сдают ли студенты экзамен? — Если бы студенты сдавали экзамен… — Сдача экзамена студентами). В психолингвистике было подтверждено, что в основе работы механизма порождения высказывания лежит именно предикатно-актантная схема.

Внимание к номинативному аспекту предложения, к его предикатно-актантной (или, в иной терминологии, пропозициональной) структуре позволил по-новому подойти и к проблеме членов предложения.

   Во-первых, выдвижение на роль конструктивного ядра (вершины) предложения глагола как слова, обладающего наибольшими валентностными потенциями, означает необходимость рассматривать подлежащее как член предложения, подчинённый сказуемому и равный по своему иерархическому статусу дополнениям (Л. Теньер и др.).

   Во-вторых, рядом с понятием главных членов предложения (подлежащее и сказуемое), наличие которых не всегда достаточно для выделения конструктивного минимума предложения, так как не обеспечивает его завершённости, можно постулировать понятие необходимых членов предложения (подлежащее, сказуемое и дополнение). Кстати, синтаксическая типология обычно оперирует этой трёхчленной схемой.

   В-третьих, иерархические отношенния между членами предложения можно представить следующим образом. Вершину образует сказуемое. Ему подчинены подлежащее и дополнение (или дополнения), входящие вместе со сказуемым в конструктивный минимум предложения. Обстоятельства относятся к периферии, а определение по существу является не членом предложения, а лишь частью члена предложения. Их объединяет наличие у них предикатного статуса (в их позициях выступают, как правило, предикатные слова, т.е. носители предикатных семантем), поэтому определения и многие обстоятельства нередко трактуются как предикаты второго порядка. Они реализуют включённые пропозиции. Обстоятельства места, в позиции которых обычно выступают предметные слова, т.е. носители непредикатных семантем, фактически близки к дополнениям. И поэтому они, как правило, включаются в конструктивный минимум предложения.

Наличие предикативно связанных грамматических субъекта и предиката многие исследователи считают обязательным свойством предложения. Эти члены предложения квалифицируются как главные, поскольку они формируют предикативную основу предложения, его конструктивный минимум. Но в конструктивный минимум некоторые исследователи включают, кроме подлежащего и сказуемого, также дополнение. В конструкциях с безобъектными, непереходными (в широком смысле) глаголами отсутствует позиция дополнения (иначе выражаясь, представлена нулём). Точно так же может отсутствовать и позиция подлежащего, когда предложение развёртывается на основе бессубъектного глагола (Темнеет; Морозит). Субъектная позиция здесь также представлена нулём. В ряде языков появляется нечто вроде формального подлежащего. Бессубъектными следует признать предложения, ядром которых являются событийные имена и имена состояний (Война; Пожар; Мороз; Морозно).

Тем самым предикативная основа предложения может пониматься трояко:

· как единство подлежащего и сказуемого;

· как единство подлежащего, сказуемого и дополнения;

· как только сказуемое само по себе.

В связи с этим все предложения могут делиться на двукомпонентные и однокомпонентные. Примеры русскоязычных двукомпонентных подлежащно-сказуемостных предложений: Отец – учитель; Ночь темна; Отец в саду; Задание – победить.Примеры двукомпонентных предложений, не содержащих подлежащего (в обычно принятом смысле): Можно ехать; Приказанонаступать. Примеры однокомпонентных (сказуемостных) предложений: Светает; Морозит; Стучат; Тишина; Народу!;Закрыто.

Предикативность – это одна из важнейших характеристик простого предложения. И ни одна теория или концепция синтаксической организации предложения не обходит стороной свойство предикативности, хотя и трактуется эта особенность далеко не однозначно.

Рассмотрим предикативную структуру атомарного предложения. Атомарное предложение – это, прежде всего, двусложная конструкция воссоздания произвольной ситуации, которая сочетает субъект с определенным предикатом.

Приведем главные свойства атомарного предложения:

· атомарному предложению присущее свойство предикативности,

· элементарное предложение – это монопредикатная конструкция,

· атомарное предложение не является трансформацией или перифразой какой – то другой структуры,

· значение (суть) отдельного сообщения состоит из совокупности значений составных предикатных выражений.

Атомарное предложение – это базовая конструкция языкового материала, на основе которого строится любое сообщение. Термины «атомарное предложение», «синтаксический блок» в дальнейшем будем считать синонимическими.

Таким образом, на синтаксическом уровне предикат – это ядерная структура, которая включает в свой состав п актантов. Само ядро – это глагольная конструкция, а актанты объединяются с ядром системой отношений. Узлами в этой конструкции являются имена (существительное, местоимение, числительное) в их атрибутивной форме. Синтаксические отношения реали­зуются определенным образом, а их количество может достигать не более 7. Это магическое число (семь) – предел возможности человека одновременно воспринимать разные характеристики одной ситуации или объекта. Синтаксис реали­зации отношений будет рассмотрен более детально ниже; здесь лишь уместно подчеркнуть еще раз, что синтаксис – это форма реализации семантики и часто – очень жесткая схема. Синтаксис – это система языковых средств, которые позволяют однозначно идентифицировать связи между отдельными составляющими конкретного сообщения.

Синтаксис предиката для атомарного предложения принимаем в следующей интерпретации (см. рис. 10.1).

Рисунок 10.1 – Структура предиката: Subj– субъект,Obj_i– актанты предиката,R_i– отношения предиката, R₀ – отношение «быть субъектом»

Ядро предиката (предикатор), в общем случае, — это глагольная конструкция, которая может иметь дополнительно атрибутивные компоненты. Актанты могут быть представлены или в виде отдельных объектов, или в форме конкретных характеристик предикатора, представленных наречиями (вчера, сегодня, там, здесьи т.п.).

Составляющие окружающей среды (объекты, субъекты и действие) человек всегда воспринимает как некоторую целостность, которая всегда реализуется через совокупность своих признаков. Язык имеет средства для описания этих признаков (атрибутов, которые, например, помечают цвет, материал, отдельные стороны динамических ситуаций). Подобные языковые средства будем обозначать как Attr(Obj/Subj) иAttr(Mov) (см. табл. 10.1).

Таблица 10.1. Соответствие языковых средств элементам внешнего мира

Таким образом, четырех частей речи (существительное, глагол, прилагательное, наречие) достаточно для описания произвольной ситуации внешнего мира, потому что местоимение и числительное всегда функционально эквивалентные существительному, а другие части речи выполняют служебные функции.

Здесь явно прослеживаются три уровня формирования описания:

· ядро конструкции – имя Obj, Subj или Mov;

· атрибутивный уровень – список атрибутов (Attr1(Obj), Attr2(Obj) и тому подобное);

· уровень меры признака (перечень элементов Attr(Attr)).

Совокупность этих трех уровней полностью определяет атрибутивный уровень описания объекта или действия и полностью адекватно представляет языковую деятельность человека. Упрощенная графическая интерпретация составляющих предикатной структуры изображена на рисунке 10.2, где лишь очерчены отдельные атрибутивные уровни.

Рисунок 10.2 – Обобщенная схема описания составляющих предикатной структуры: атрибутивный уровень описания объекта (слева), атрибутивный уровень описания действия (справа)

Дадим классификацию всех отношений, которые используются на уровне реализации базовой синтаксической структуры атомарного предложения. В иерархической зависимости связей предикатной структуры четко прослеживаются три группы отношений:

· отношение R₀, как центральное отношение двухсоставной предикатной конструкции;

· отношение атрибутивного уровня описания составляющих предложения;

· отношение предиката Р.

Атрибутивный уровень формирования описаний объектов/субъектов реализуется с помощью использования хорошо известной схемы связи, которая определяется как согласование. В этом случае необходимо, чтобы сочетаемые элементы имели одинаковую переменную МИ. Сочетаемыми элементами в этом случае будут имена объектов/субъектов и их признаки.

Формирование ситуационных отношений происходит несколько иным путем. Если предикативные отношения реализуются исключительно в зависимости от выбранного предикатора, то формирование ситуационных отношений будет всегда одинаковым и не зависит от предикатора. Это отношения типа «быть временем», «быть пространством», «быть причиной», «быть следствием» и тому подобное. Языковая практика разработала постоянные формы реализации этих отношений.

Ситуационные отношения очень распространены в языковом материале, потому что воссоздают пространственно-временные и причинно-следственные связи. В явном или неявном виде они почти всегда присутствуют в сообщении. Однако пути и особенности их реализации основаны на семантическом анализе – особенность формирования пространственно-временных отношений сводится к тому, что при их реализации используются отдельные составляющие семантического поля времени и пространства, которые формируются на базе знаний пользователя при восприятии и осознании этих категорий.

Это членение предложения в контексте на исходную часть сообщения — тему (данное) и на то, что утверждается о ней — рему (новое). Некоторые учёные (Г. Пауль, Я. Фирбас) различают третий член А. ч. п. — переходный элемент (или связующий член), выражаемый глаголь­ным сказуемым (или глаголь­ной частью сказуемого), содержащим временны́е и модальные показатели (вопрос о третьем члене А. ч. п. является спорным). В сочетании темы и ремы проявляется предикативное отношение как один из случаев предикативности, свойственной и тем типам предложений, которые не имеют А. ч. п. (односоставные). Любой член (или члены) предложения в соответствии с контекстом или ситуацией может выступать как тема или рема: «Книга (тема) на столе (рема)» (ответ на вопрос: «Где книга?»); «На столе (тема) книга (рема)» (ответ на вопрос: «Что на столе?»). А. ч. п. противопоставляется его формально-грамматическому членению (см. Члены предложения). Компоненты А. ч. п. распознаются по интонации (характер ударения, паузация); по позиции (обычно тема помещается в начале фразы, рема — в конце); по выделительно-ограничительным наречиям («именно», «только»); по ремовыделительным конструкциям; по контексту. Указывать на смысловой центр сообщения (рему) может неопределённый артикль, агентивное дополнение (т. е. дополнение при пассиве, обозначающее производителя или источник действия — агенс) в пассивной конструкции, но эти показатели, как и сказуемое, не всегда являются ремоиндикаторами. Перемещение логического ударения в одном и том же предложении даёт разное А. ч. п. Прямой порядок следования тема — рема преобладает и именуется прогрессивным, объективным, неэмфатическим. Обратный порядок рема — тема называется регрессивным, субъектив­ным, эмфатическим, хотя последний не всегда обусловлен целями эмфазы (ср. начальное положение подлежащего-ремы в языках с фиксированным словопорядком (например, англ. Suddenly, the telephone rang at the end of the corridor). Положение ремы в начале (или середине) предложения может быть обусловлено также: необходимостью её позиционной контактности с соотносимым членом предшествующего предложения; расчленением распространённой ремы; ритмом; желанием говорящего скорее высказать главное. В этом случае рема распознаётся по контексту — путём вычитания из состава предложения избыточной самоочевидной темы, обычно опускаемой или отодвигаемой в конец (например, «Вопрос хочу вам задать. Как он вам показался? — Старик он уже»).

Расчленение выражаемой в предложении мысли на предмет мысли-речи и предикат мысли-речи и двуплановый характер предложения отмечались ещё представителями логического (Ф. И. Буслаев) и психологического (Ф. Ф. Фортунатов, А. А. Шахматов, Х. Г. К. фон дер Габеленц, Пауль) направлений в языкознании. Основоположником теории А. ч. п. считают А. Вейля, идеи которого были развиты В. Матезиусом (см. Пражская лингвистическая школа), предложившим и сам термин «А. ч. п.». Согласно концепции Матезиуса, тема (основа) высказывания выражает то, что является в данной ситуации известным или, по крайней мере, может быть легко понято и из чего исходит говорящий, а рема (ядро) — то, что говорящий сообщает об основе высказывания. Тема, по Матезиусу, не сообщает новой информации, но является главным образом необходимым элементом связи предложения с контекстом. Положение Матезиуса об обязательной известности темы уязвимо, ибо тема и рема имеют лишь лексическое словесное значение, а информация создаётся их динамическим сочетанием, всей пропозицией. Тема часто определяется содержанием предшествующего предложения. Но в качестве темы может выступать и не упоминавшийся ранее денотат, а ремой может оказаться упоминавшийся денотат, но употреблённый предикативно — как то, что́ утверждается о теме («Поговорим об А. Попове. Это он изобрёл радио»).

А. ч. п. исследуется с разных теоретических позиций. Концепция о семантической природе А. ч. п. (Матезиус, Я. Фирбас, Ф. Данеш и другие) отдаёт приоритет в определении темы и ремы фактору известности​/​неизвестности, что иногда приводит к неоднозначным толкованиям актуального членения конкретного предложения в контексте. Концепция о синтаксической природе А. ч. п. (К. Г. Крушельницкая) допускает отождествление А. ч. п. с синтаксическими категориями из-за выраже­ния темы и ремы с помощью грамматических средств языка (но иногда — только контекста). Концепция о соответствии А. ч. п. структуре логического суждения (Л. В. Щерба, В. В. Виноградов, С. И. Бернштейн) получила развитие в теории о логико-грамматическом членении предложения (В. З. Панфилов) — о выражении различными синтаксическими средствами языка (не именно членами предложения) логических субъекта (темы) и предиката (ремы). К этой концепции примыкает и Матезиус, отожде­ствля­ю­щий тему (основу) и рему (ядро) с психологическим (логическим) субъектом и предикатом. Современ­ные лингвистические теории относят феномен А. ч. п. к речи и связывают его с теорией речевых актов. (Лингвистический словарь)

В словосочетаниях, предложениях и текстах в качестве строительного материала используются слова (точнее, словоформы) с присущими им означаемыми и означающими. Выполнение таких задач, как соединение слов в речи, оформление предложений и текстов (развёрнутых высказываний) как целостных образований, членение текста на предложения, а предложений на их составляющие (конституенты), различение предложений и высказываний разных коммуникативных типов, выражение синтаксических функций выделяемых в предложении конституентов и их синтаксически господствующего или подчинённого статуса, приходится на долю формальных синтаксических средств. В большинстве случаев одновременно используется несколько формальных показателей (например, интонационный показатель линейный показатель, или аранжировка)

Наиболее универсальным синтаксическим средством является интонация. В формальном отношении именно наличие интонации отличает предложение-высказывание и звучащий текст как коммуникативные единицы от словосочетания. Она всеми своими компонентами (и прежде всего мелодической и динамической составляющими) обеспечивает единство коммуникативных образований. Фразовая интонация может выделять предложения в тексте и синтагмы в предложении, обеспечивать интеграцию фразы и синтагмы вокруг ударных слов, выделять наиболее важные в смысловом плане звенья предложения и синтагмы, разграничивать тему и рему высказывания. Интонационные средства могут способствовать различению вопросительных и повествовательных, восклицательных и невосклицательных предложений, сигнализировать наличие перечислительных конструкций и т.д.

 Другим наиболее универсальным синтаксическим средством является порядок слов (их аранжировка), а в более сложных конструкциях и порядок предложений. Порядок слов в предложениях характеризуется тенденцией к непосредственному соположению связанных друг с другом конституентов, т.е. их позиционному соседству, примыканию друг к другу. (Здесь имеется в виду позиционное примыкание вообще, безотносительно к тому, выражается ли или не выражается данная синтаксическая связь морфологически. В русской грамматической традиции примыкание как морфологически не маркированная синтаксическая связь отграничивается от морфологически маркированных согласования и управления, хотя в реальности примыкание зависимого слова к господствующему не исключается и при синтаксической связи типа согласования и управления.) Обычно говорят о примыкании синтаксически зависимого слова к синтаксически господствующему (например, о примыкании определения к определяемому существительному: англ. blue eyes ’голубые глаза’; калм. хурех махла ‘мерлушковая шапка’; чукот. эргатык трэегъэ ‘завтра приду’).

Если подчинённое слово находится перед господствующим, то говорят о препозиции (регрессивный порядок слов: интересная лекция). Если же подчинённое слово следует за господствующим, то мы имеем дело с постпозицией (прогрессивный порядок слов: читать текст). Преимущественное использование препозиции или постпозиции определения является одной из важных типологических характеристик синтаксического строя разных языков. Так, препозиция определения доминирует в славянских и германских языках, постпозиция определения является характерной чертой романских языков

Примыканию как контактному способу синтаксической связи может противостоять дистантное расположение синтаксически связанных слов. Так, в нем. предложении при наличии нескольких дополнений то, которое по смыслу более тесно связано с глаголом (обычно дополнение адресата), может быть отделено от него другими дополнениями: Er schenkte der Schwester eine Vase ‘Он подарил сестре вазу’. Дистанцируется и располагается в конце предложения наречный компонент сложного глагола (Er ruft seinen Bruder an ‘Он звонит своему брату’). Иногда такое дистанцирование пытаются объяснить тем, что в праиндоевропейском могла господствовать тенденция к конечной позиции глагола, к которому соответственно примыкало более тесно связанное с ним слово.

При наличии у данного господствующего слова нескольких подчинённых одно из зависимых слов может вместе с господствующим словом образовать рамочную конструкцию, замыкая другие зависимые слова. Такую рамку образуют, например, в нем. и англ. языках артикль и существительное: ein neues Buch, anew book ‘новая книга’ (в обоих случаях).

Порядок слов в предложении может быть свободным и фиксированным. В типологических исследованиях языков за основу берут взаимное расположение относительно друг друга подлежащего (S), глагола (V) и дополнения (O). Возможны 6 вариантов: SVO, SOV, VSO, VOS, OSV, OVS.

Одни языки характеризует тенденция к свободному порядку слов. Таковы, например, русский и латинский языки, обладающие богатыми возможностями морфологического маркирования синтаксических функций (членов предложения). Ср.: Студенты сдают экзамен. — Студенты экзамен сдают. — Сдают студенты экзамен. — Сдают экзамен студенты. — Экзамен студенты сдают. — Экзамен сдают студенты. Другие языки, особенно те, где синтаксические функции морфологически не маркируются, тяготеют к фиксированному порядку слов. Так, в исп. языке из 6 возможных вариантов реализуются 4, а во фр. только два. Порядок слов нем. предложения более строг, чем в рус. языке. В англ. предложении он строже, чем в нем., но свободнее, чем во фр.

В принципе расстановка слов должна соответствовать движению мысли (принцип иконичности языковых знаков). В этом случае говорят об объективном порядке слов, который выполняет своего рода иконическую функцию (сперва называется то, что является исходным в описании данного положения дел). Но отступления от стандартного для данного языка порядка слов допускаются

а) при инверсии, обусловленной необходимостью различения коммуникативных типов предложения. Так, в нем. повествовательном предложении обычен прямой порядок слов, с подлежащим в начальной позиции (Er kommt morgen ‘Он придёт завтра’), а в вопросительном предложении (общий вопрос) глагольное сказуемое предшествует подлежащему (Kommt er morgen? ‘Он придёт завтра?’);

б) при выдвижении в начальную позицию слова, служащего связи предложения с предтекстом (Сейчас мы изучаем введение в теоретическое языкознание. Лекции по этому курсу читает профессор N);

в) при вынесении в начальную позицию тематизируемого, т.е. употребляемого в качестве темы, компонента высказывания (так, темой высказывания может быть указание на деятеля: Мой внук поедет завтра в Москву, указание на пункт назначения: В Москву мой внук поедет завтра, и т.д.);

г) при выражении говорящим своих эмоций (в данном случае необычная, эмфатическая расстановка слов подкрепляется эмфатическим ударением: ЭТОМУ преподавателю я не хочу сдавать экзамен);

д) при необходимости выразить дополнительное значение (например, значение приблизительности: два часа — часа два).

 Близко к позиционному примыканию синтаксическое основосложение, используемое для создания инкорпоративных конструкций, в составе которых свободно соединяются корни (или основы). Инкорпоративные комплексы могут служить:

для выражения атрибутивных связей (коряк. эчвы-в’алата ‘острым ножом’, кытпылв’ыеты-в’алата ‘стальным ножом’);

для выражения отношений между действием и его объектом или обстоятельством (чукот. Тумг-ыт копра-нтыват-гъат ‘Товарищи поставили сети’, букв. ‘сете-поставили’, Мыт-винвы-эквэт-ыркын ‘тайно отправляемся’);

для построения предложения в целом (яз. нутка unikw-ihl-‘minih-‘is-it-a ‘Несколько огоньков было в доме’, букв. ‘огонь-дом-мн. ч. —уменьшительность — прош. вр. —изъявит. накл.’).

Далее, в качестве формального способа выражения синтаксических связей и функций широко распространено использование служебных слов (союзов и союзных слов, частиц, предлогов и послелогов, связок).

В аффиксальных языках широко используются морфологические показатели. Они сигнализируют наличие управления, при котором синтаксически господствующее слово предопределяет наличие в структуре словоформ зависимого слова той или иной граммемы (например, граммемы одного из косвенных падежей), и согласования, при котором в структуре словоформы зависимого слова повторяются одна или несколько граммем словоформы господствующего слова, т.е. наблюдается своего рода уподобления одного граммемного комплекса другому (например, в рус. прилагательном при его атрибутивном употреблении в его словоформе присутствуют граммемы падежа, числа, а также — в случае ед. ч. — и рода: трудного экзамена). В языках, имеющих согласовательную грамматическую категорию именных классов существительного, показатели определённого класса появляются в синтаксически связанных словах: яз. лингала Lo-lenge lo-ye l-a lo-beki lo-nalo-ko lo-zali lo-lamu ‘Форма эта горшка того одного есть хорошая’.

Возможно одновременное использование показателей управления и показателей согласования: пяти столам (здесь связи разнонаправлены: числительное управляет существительным и само в то же время согласуется с ним); груз. Deda shvils zrdis ‘Мать (абс. п.) сына (дат. п.) растит (наст. вр.)’ (здесь глагол согласуется с подлежащим (постфикс -s) и одновременно управляет существительным, требуя его употребления в дат. п.).

Показатель синтаксической связи обычно появляется в словоформе зависимого слова. Но он может, однако, характеризовать словоформу господствующего слова.

В арабистике (а под её влиянием в описаниях тюркских и иранских языков) отмечают наличие так называемого изафета: перс. ketabe xub ‘хорошая книга’, букв. ketab ‘книга’ -e ‘показатель атрибутивной связи’ xub ‘хороший’ (без каких бы то ни было морфологических показателей)’; аналогично азерб. ат баши ‘лошадь голова показатель связи’.

В отличие от изафета, идафа представляет собой связь двух существительных — господствующего и зависимого, при которой ведущий компонент своей так называемой сопряжённой формой, не имеющей ни необходимых окончаний, ни определённого артикля, уже тем самым сигнализирует наличие зависимого от него компонента: араб. джаамуусату-л-фаллаахи ‘буйволица крестьянина’.

Морфологические показатели могут маркировать синтаксические функции существительных (подлежащее, дополнения, предикатив, определение, обстоятельства), прилагательных (определение, предикатив), глагола (сказуемое) и т.д.

Выделяются языки:
1) аморфные, или корнеизолирующие (для этих языков характерно полное или почти полное отсутствие словоизменения и, как следствие этого, очень большая грамматическая значимость порядка слов. К корнеизолирующим языкам относятся китайский, вьетнамский, дунганский, мыонг и мн. др. По направлению к корнеизоляции эволюционирует современный английский язык);
2) агглютинативные (сюда относятся тюркские, тунгусо-манчжурские, угро-финские, картвельские, андаманские и некоторые другие языки. Принцип агглютинации положен также в основу грамматики искусственного языка эсператно. Для языков этого типа характерна, как и для флективных языков, развитая система словоизменения, но, в отличие от флективных языков, в агглютинативных языках каждое грамматическое значение имеет свой собственный показатель. Для агглютинативных языков характерно наличие единого для всех существительных типа склонения и единого для всех глаголов типа спряжения);
3) флективные (сюда относятся славянские, балтийские, италийские, некоторые из индийских и иранских языков. Для языков этого типа характерна развитая система словоизменения и способность передавать всю гамму грамматических значений одним показателем. Так, например, в русском слове «дома» окончание слова «–а» является одновременно знаком и мужского рода, и множественного числа и именительного падежа);
4) инкорпорирующие, или полисинтетические (К ним относятся языки чукото-камчатской семьи, некоторые языки индейцев Северной Америки. Для языков этого типа характерно объединение целого предложения в одно большое сложное слово. При этом грамматические показатели оформляют не отдельные слова, но все слово-предложение в целом. Некоторым аналогом инкорпорации в русском языке может служить замена предложения «Я ловлю рыбу» одним словом – «рыболовствую», «я вынимаю книгу» — «мое книговынимание». Конечно, для русского языка такие построения не свойственны. Они носят ярко выраженный искусственный характер. Можно сказать, что в инкорпорирующих языках до определённой степени стирается граница между словообразованием и синтаксисом).
Говоря о четырех морфологических типах языков, мы должны помнить, что не существует ни одного полностью флективного, агглютинативного, корнеизолирующего или инкорпорирующего языка. Так, китайский и дунганский языки, по преимуществу корнеизолирующие, содержат некоторые, хотя и незначительные элементы агглютинации. Есть элементы агглютинации и во флективном латинском языке (например, образование форм имперфекта или будущего первого времени). И наоборот, в агглютинативном эстонском языке мы сталкиваемся с элементами флексии. Так, например, в слове töötavad (работают) окончание «- vad » обозначает и третье лицо, и множественное число.

К языкам номинативного строя относится большинство языков мира, в том числе все языки индоевропейской, тюркской, монгольской семей, афразийской (семито-хамитской) макросемьи, языки уральской макросемьи (включающей финно-угорскую и самодийскую семьи), тунгусо-маньчжурские языки алтайской семьи, большинство языков китайско-тибетской семьи, большинство южноамериканских индейских языков (кечумара).
В номинативных языках весь строй предложения направлен на максимальное различение субъекта действия и его объекта. Это достигается благодаря ряду грамматических и лексико-грамматических средств, таких как: 1) оппозиция падежа для субъекта действия (номинативного, или именительного) и падежа для объекта (в первую очередь винительного, но также и других косвенных падежей); 2) лексико-грамматическое противопоставление переходных и непереходных глаголов, при этом переходность глагола-сказуемого способствует особенно четкому различению субъекта и объекта (вплоть до выработки специальных активных и пассивных морфологических форм и синтаксических структур); 3)противопоставление прямого и косвенного объектов; при этом позиция прямого объекта, т.е. винительный падеж, способствует максимальному различению субъекта и объекта, в то время как в других косвенных падежах может наблюдаться частичная нейтрализация субъектно-объектных различий (ср. размытость различий между косвенным объектом и пассивно-безличным субъектом в позиции дательного падежа: мне пишут, мне приходится писать, мне пришло в голову, мне думается, мне не пишется и т.п.).

Эргативный строй предложения ориентирован на максимальное различение более активных действий, в большей мере самостоятельных и независимых от внешних инициатив или субъектов, и действий менее активных и самостоятельных. Это различение осуществляется следующим образом: 1) имеется лексико-грамматическая оппозиция переходных (более активных) и непереходных (менее активных) глаголов; 2) имеется оппозиция двух падежей для субъекта действия в зависимости от его большей или меньшей активности: при большей активности субъект действия (подлежащее) стоит в эргативном падеже7 (это падеж производителя действия, его инициатора); при меньшей активности подлежащее стоит в абсолютном падеже (это падеж для носителя действия, как бы исполнителя внешней инициативы); 3) имеется оппозиция двух падежей для объекта действия в зависимости от большей или меньшей активности действия: при большей активности требуется прямой объект, который стоит в абсолютном падеже; при меньшей активности требуется косвенный объект (часто это инструмент действия или адресат), который ставится в эргативном падеже.

Таким образом, и эргативный и абсолютный падеж могут быть формами и для субъекта действия и для его объекта: выбор падежа диктуется не необходимостью различить субъект и объект, а необходимостью различной передачи самого действия — путем указания на то, насколько действие активно и независимо. Возможно, более глубокий смысл этого противопоставления заключается в оппозиции двух «семантических ролей» в структуре предложения: «агентива (источника действия) и фактитатива (носителя действия)» (Климов 1983, 215).

К языкам эргативного строя относятся большинство иберийско-кавказских языков, баскский язык, многие папуасские, австралийские, чукотско-камчатские, эскимосско-алеутские, североиндейские языки.

Оппозиция активного и неактивного действия с еще большей последовательностью, чем в эргативных языках, выражена в языках активного строя. Все возможные субъекты действия обладают показателями активности или неактивности действия: существительные распределены на соответствующие классы, личные местоимения имеют две парадигмы склонения — активного деятеля и неактивного; имеется два класса глаголов: активные (глаголы действия) и глаголы состояния. Как и в эргативных языках, субъектно-объектные отношения не имеют регулярной манифестации в структуре предложения. К языкам активного строя относятся многие автохтонные языки Северной и Южной Америки.

Языки могут изучаться в аспектах описательном, генетическом, ареальном, типологическом и универсологическом. Эти аспекты не всегда строго разграничиваются. Возможно взаимное влияние между результатами, полученными при разных подходах. И тем не менее, следует учитывать различия в степенях абстракции от эмпирического материала конкретных языков.

Универса́лия в лингвистике — одно из важнейших понятий типологии, свойство, присущее всем или подавляющему большинству естественных языков. Разработка теории универсалий часто связывается с именем Джозефа Гринберга, хотя сходные идеи выдвигались в языкознании задолго до него.

Теория языковых универсалий, или лингвистическая универсология имеет дело не с отдельными языками или множествами генетически, ареально и типологически сближаемых языков, а со всеми без исключения языками мира, рассматривая их как частные проявления единого человеческого языка. Универсологию интересуют языковые универсалии, т.е. всеобщие, сущностные признаки, обнаруживаемые во всех или в большинстве языков мира. Эти признаки выстраиваются исследователем в виде гипотез, проверяемых потом на эмпирическом материале конкретных языков. Иначе говоря, лингвистическая универсология представляет собой по преимуществу теоретическую и дедуктивную дисциплину. Не случайно, многие языковеды полагают, что общая теория языка — это прежде всего теория языковых универсалий.

На каждом из более высоких уровней исследования (на сравнительно-историческом и ареальном, затем на типологическом и, наконец, на универсологическом) любой конкретный язык получает более содержательную характеристику.

Языковой универсалией является признак, обнаруживаемый во всех или в абсолютном большинстве языков мира. Часто универсалией называют также и высказывание (суждение) о такой закономерности, присущей человеческому языку. Идея об универсальности определённых явлений в языках никогда не была чужда учёным, обращавшимся к проблемам природы и сущности языка.

Исследования языковых универсалий должны ответить на следующие вопросы: Что вообще может и чего не может быть в языке? Что лежит в природе человеческого языка и что противоречит его природе? Какие ограничения наложены на язык самой его природой? Какие явления совместимы в языке, а какие, напротив, исключают друг друга? Какие явления в языке могут предполагать наличие или отсутствие других явлений? Как в специфике разных языков, при их внешних различиях, проявляются всеобщие закономерности? Как универсальные закономерности согласуются с разными типами языков (при ответе на эти вопросы универсология смыкается с типологией)?

Описание языка вообще с позиций универсологии представляет собой его представление как системы тесно связанных между собой признаков, которые имеют всеобщий характер. Типология ограничивается лишь набором тех общих признаков, которые важны для описания соответствующего языкового типа, и добавляет к этим общим признакам специфические признаки.

В универсальном описании языка универсалии, как правило, перечисляются в последовательности от более общих к более конкретным. Например:

Если в языке существует дифференциация частей речи, то в их числе имеется и глагол.

Если в языке имеется глагол, то в языке может либо быть, либо не быть дифференциация по наклонениям.

Если в языке имеется дифференциация по наклонениям, то в нём есть изъявительное наклонение.

Если имеется некоторое видо-временное противопоставление в формах неизъявительного наклонения, то то же противопоставление имеется и в формах изъявительного наклонения, и т.п.

Принято различать следующие виды универсалий:

По методу формулирования высказываний об универсалиях — универсалии дедуктивные(обязательные во всех языках, в том числе и неизвестных исследователю) и индуктивные (зафиксированные в известных языках).

По охвату языков мира — абсолютные (полные) и статистические (неполные) универсалии. Некоторые исследователи полагают, что универсология должна иметь дело только с абсолютными универсалиями.

По своей структуре — универсалии простые (наличие или отсутствие какого-либо явления в языках мира) и сложные (наличие зависимости между разными явлениями, наличие между ними отношений типа импликации «если А, то В»).

Противопоставляются абсолютные универсалии (свойственные всем известным языкам, например: всякий естественный язык имеет гласные и согласные) и статистические универсалии (тенденции). Пример статистической универсалии: почти все языки имеют носовые согласные (однако в некоторых языках Западной Африки носовые согласные являются не отдельными фонемами, а аллофонами оральных смычных в контексте носовых согласных). К статистическим универсалиям примыкают так называемые фреквенталии — явления, встречающиеся в языках мира достаточно часто (с вероятностью, превышающей случайную).

Абсолютным универсалиям противопоставляются также импликативные (сложные), то есть такие, которые утверждают связь между двумя классами явлений. К примеру, если в языке есть двойственное число, в нём есть и множественное число. Частным случаем импликативных универсалий являются иерархии, которые можно представить как множество «двучленных» импликативных универсалий. Импликативные универсалии могут быть как односторонними (X > Y), так и двусторонними (X <=> Y). К примеру, порядок слов SOV обычно связан с наличием в языке послелогов, и наоборот, большинство послеложных языков имеют порядок слов SOV.

По отношению к оси синхрония / диахрония — синхронические и диахронические универсалии.

По отношению к самому языку — универсалии фонологические, грамматические, семантические и т.п. Так, к числу фонологических универсалий относятся следующие: в языках может быть не менее десяти и не более восьмидесяти фонем; если есть противопоставление согласных по твёрдости — мягкости, то нет противопоставления тонов. К семантическим универсалиям относятся закономерности развития значений слов от конкретных к абстрактным: ‘тяжёлый (по весу)’ > ‘трудный’; ‘горький (по вкусу)’ > ‘горестный, скорбный’; ‘сладкий (по вкусу)’ > ‘приятный’; ‘пустой’ > ‘бессодержательный, несерьёзный’; ‘большой’ > ‘важный’. О взаимозависимости между разными структурными уровнями свидетельствует следующая универсалия: если в языке слово всегда односложно, то оно одноморфемно и в языке существует противопоставление тонов; если субъект в языке стоит перед глаголом и объект стоит перед глаголом, то в языке есть падеж.

Собственно языковые и семиотические (коммуникационные) универсалии. В этом случае исследования направлены на установление границ между естественным человеческим языком и всеми прочими системами коммуникации (например, искусственными языками, кинетической речью, системами коммуникации в животном мире и т.п.). Так, Чарлз Ф. Хоккетт указывает 16 сущностных признаков, по которым естественный человеческий звуковой язык отличается от коммуникативных систем животных и отсутствие которых в системах биокоммуникации означает, что у животных нет языка как такового.

Универсалии выделяются на всех уровнях языка. Так, в фонологии известно некоторое число абсолютных универсалий (касающихся часто набора сегментов), ряд универсальных свойств выделяется и в морфологии. Наибольшее распространение изучение универсалий получило в синтаксисе и семантике.

Исследование синтаксических универсалий связано в первую очередь с именем Джозефа Гринберга, который выделил ряд существенных свойств, связанных с порядком слов. Кроме того, существование универсалий в рамках многих лингвистических теорий рассматривается как подтверждение существования универсальной грамматики, исследованием универсалий занималась теория принципов и параметров.

В рамках семантических исследований теория универсалий привела, в частности, к созданию различных направлений, основанных на понятии универсального семантического метаязыка, в первую очередь в рамках работ Анны Вежбицкой.

Изучением универсалий лингвистика занимается также в рамках диахронических исследований. Так, например, известно, что исторический переход [ki] → [tʃi] возможен, а обратный — нет. Выявлено множество универсальных свойств, связанных с историческим развитием семантики морфологических категорий (в частности, в рамках метода семантических карт).

В рамках порождающей грамматики существование универсалий часто рассматривается как доказательство существования особой универсальной грамматики, однако функциональные направления связывают их скорее с общими особенностями человеческого когнитивного аппарата. Так, например, в известной работе Дж. Хокинса показана связь так называемого «параметра ветвления» и особенностей человеческого восприятия.

Данные универсологических исследований представляют интерес для типологического, ареального, генетического и дескриптивного языкознания, для решения задач прикладной лингвистики.

Контрастивная лингвистика.

 (конфронтативная лингвистика, сопоставительная лингвистика) — направление иссле­до­ва­ний общего языкознания (см. Языкознание), интенсивно развивающееся с 50‑х гг. 20 в. Целью К. л. является сопоставительное изучение двух, реже нескольких языков для выявления их сходств и различий на всех уровнях языковой структуры. Ранними источниками К. л. можно считать наблюдения над отличиями чужого (иностранного) языка по сравнению с родным, которые нашли свое отражение в грамматиках, публиковавшихся в различных странах (в Западной Европе особенно активно — начиная с эпохи Возрождения), и работы по типологическому сравнению неродственных языков, проводив­ши­е­ся в связи с задачами типологической (морфологической) классификации языков (см. Типо­ло­ги­че­ская класси­фи­ка­ция языков). Эти два источника в известной мере ощущаются в К. л. и поныне.

Как правило, К. л. оперирует материалами на синхронном срезе языка (см. Синхрония). В коли­че­ствен­ном отношении работы по различным уровням языка распределены неравно­мер­но: больше всего — по контра­стив­ной грамматике (включая слово­обра­зо­ва­ние), меньше — по контра­стив­ной фоно­ло­гии, ещё меньше — по контра­стив­но­му сравнению лексических систем. Обособлению К. л. от более широкой области сравнительно-сопоставительного рассмотрения разных языков способ­ство­ва­ло прове­де­ние специ­аль­ных конференций, посвящённых контра­стив­ным иссле­до­ва­ни­ям (первая — в Джордж­та­у­не, США, 1968), а также включение проблематики К. л. в программу международных лингвистических конгрессов (с 1972). Методы, применяемые в контра­стив­ных иссле­до­ва­ни­ях, с одной стороны, тесно связаны с развитием теории в различных направлениях современного общего языкознания, а с другой — зависят от целей и ориентации той или иной работы контра­стив­но­го характе­ра. В работах, направленных на улучшение методики изучения иностранного языка (Г. Никкель, Р. Филипович), родной язык берётся как исходная модель — «язык-эталон» (source language), с которой по линии сходства и главным образом различий сравнивается изучаемый иностран­ный язык (target language). Работы подобного рода охватывают обычно всю область грамматики (иногда и фонетики) в целом. Иллю­стра­ци­ей могут служить много­чис­лен­ные проекты контра­стив­ных иссле­до­ва­ний в ряде стран (в Венгрии — венгеро-английские, в Польше — польско-английские и т. д.). Столь же многочисленны монографии и статьи, посвящённые изучению какого-либо одного языкового явления на материале двух разных языков. Подобные работы тяготеют к типологическим иссле­до­ва­ни­ям, и в них чаще применяются принципы современной типологии и теории языковых универсалий (см. Универсалии). В 70‑х гг. контра­стив­ные иссле­до­ва­ния в отдельных странах (главным образом в США, Польше, отчасти в ФРГ) использовали порождающую модель генеративной грамматики Н. Хомского, с возведением явлений двух сопоставляемых языков к общей «глубинной» структуре; наблюдается, однако, отход от этой методики и предпочтение того, что можно назвать «структурно-функцио­наль­ным» подходом к сопостав­ля­е­мым языкам. Таковы многие работы, осуще­ствля­е­мые в Венгрии (Л. Дежё и другие).

Началом К. л. принято считать появление в 1957 работы Р. Ладо, однако труды русских языковедов конца 19 — начала 20 вв. содержали не только богатые материалы по сопоставительному изучению языков, но и положения о возможностях применения К. л. — работы А. А. Потебни, Ф. Е. Корша, позже Е. Д. Поливанова (все — с уклоном в типологию), труды В. А. Богородицкого, И. А. Бодуэна де Куртенэ, Л. В. Щербы с изложением теоретических основ сравнения родного и иностранного языков. Разно­обра­зие языков народов СССРстимулировало разработку проблем К. л. Улучшение преподавания русского и иностранных языков в национальных школах, создание двуязычных словарей, некоторые вопросы перевода явились сферами практического приложения теоретических достижений контра­стив­ных иссле­до­ва­ний. Собственно контра­стив­ные работы не всегда чётко выделяются среди много­чис­лен­ных изысканий сопоставительного характера, что часто отражается и на применяемой в них терминологии. Видимо, в контра­стив­ных иссле­до­ва­ни­ях главное внимание должно уделяться специ­фи­че­ским чертам сравниваемых языков на основе некоторого набора общеязыковых явлений.

Советскую К. л. характеризует прежде всего установка на анализ форм в связи с передаваемым содержанием и оценка функциональной значимости отдельных явлений в системе языка. Имеются работы, в которых за исходный пункт берется то или иное понятие и соответственно рассма­три­ва­ют­ся формы его выражения в сравниваемых языках. Подобные иссле­до­ва­ния часто смещаются в сторону теории универсалий, и не случайно многие языковеды полагают, что, несмотря на быстрое развитие К. л., её место в общей номенклатуре лингвистических дисциплин ещё нуждается в уточнении.

На земном шаре насчитывается около 3 тысяч различных язы­ков. Точное число языков установить трудно, так как до сих пор су­ществуют такие районы, которые плохо изучены в лингвистическом отношении (например, некоторые районы Австралии, Океании). Кроме того, не всегда удается отграничить самостоятельные языки и диалекты — варианты языков, выделение и существование которых объясняется территориальной или социальной обособлен­ностью каких-либо групп людей.

В ходе исторического развития число языков меняется. Одни языки умирают, когда распадаются социальные общности, кото­рые этими языками пользовались. Таковы, например, древнегречес­кий, латинский, а также многочисленные языки, распространенные в древности на территории Передней и Малой Азии — колыбели человеческой цивилизации: шумерский, эламский, хеттский, арамей­ский, ликийский, фригийский и др. Некоторые из этих мертвых язы­ков долго сохранялись как языки богослужения и языки науки: такова была, например, роль латинского языка в средневековой Европе. Да и сейчас древнегреческий и латинский языки питают терминологии многих наук, создающиеся на базе греческих и латин­ских слов и корней.

Происходит и формирование новых языков. Например, русский, украинский и белорусский языки выделились в XIV-XV вв. из единого древнерусского языка; современный итальянский язык сфор­мировался на базе тосканских диалектов и латыни; в наше время происходит отделение и обособление от единого английского языка некоторых его территориальных вариантов: таковы, например, варианты английского языка, функционирующие в США и Австра­лии.

Языки неодинаковы по числу носителей, распространенности, общественным функциям и престижу. Первое место по всем этим свойствам занимают так называемые мировые языки. К ним отно­сятся китайский (родной для более чем 1 млрд. человек), англий­ский (350 млн. носителей, для которых он является родным), русский — (190 млн. носителей), испанский (150 млн. человек), французский (80 млн. человек). Эти языки (кроме китайского) распространены не только на территории их образования и исконного существо­вания, но и в других регионах (ср. английский и испанский языки, распространенные в Северной и Южной Америке; в ряде азиат­ских и африканских стран, кроме того, распространен французский язык); ими активно овладевают и люди других национальностей — таков, например, русский язык — язык межнационального общения народов нашей страны.

Функции мировых языков максимально разнообразны: это языки науки, образования, государственного и административного дело­производства, литературы, средств массовой информации (радио, телевидения, прессы), кино; они приняты в качестве рабочих язы­ков в большинстве международных организаций, на всемирных конгрессах и конференциях.

С другой стороны, есть много языков, на которых говорит незна­чительное число людей. В Африке, например, наряду с суахили, на котором говорят свыше 50 млн. человек, существует множество языков, каждым из которых владеет несколько тысяч человек. В нашей стране малочисленные языки существуют на Кавказе, в некоторых районах Севера и Сибири. Таковы, например, абазин­ский, рутульский, селькупский, саамский языки, на которых гово­рят от 2 до 10 тыс. человек; юкагирским языком (север Якутии) вла­деют всего несколько сот человек.

Классификация языков, 1) генетическая К. я. — по признаку родства, т. е. общего происхождения (см. Генеалогическая классификация языков). Родство каких-либо языков признаётся доказанным, если обнаружено общее происхождение значительной части морфем этих языков, всех грамматических аффиксов (если они есть) и многих корней (в т. ч. в тех частях лексики, которые обычно отличаются особой устойчивостью: местоимения, названия некоторых частей тела, слова со значением «вода», «огонь», «солнце», «быть», «дать», «есть», «пить» и пр.). Общее же происхождение корней и аффиксов подтверждается наличием в них регулярных межъязыковых фонетических соответствий. Если создана сравнительно-историческая фонетика, позволяющая приближенно реконструировать корни языка-предка и проследить (по строгим правилам) их превращение в корни языков-потомков, родство последних установлено. В этом смысле бесспорно следующих семей языков в Старом Свете: индоевропейской, уральской (с финно-угорской и самодийской ветвями), тюркской, монгольской, тунгусо-маньчжурской, дравидийской, картвельской, семито-хамитской (афразийской). В 60-е гг. 20 в. предпринята попытка строгого доказательства древнего родства между указанными 8 семьями языков, объединяющимися в ностратическую (борейскую) языковую семью: удалось построить сравнительную фонетику этих языков, проследив регулярные фонетические соответствия более чем в 600 корнях и аффиксах. Есть основания предполагать ностратическое происхождение также юкагирского языка (возможно, принадлежащего к уральским), чукотско-камчатских, нивхского, корейского, японского, может быть эскимосо-алеутских, возможно, также эламского и этрусского. Неясно положение абхазо-адыгейской и нахско-дагестанской семей языков Кавказа: многие лингвисты объединяют их вместе с картвельскими в иберийско-кавказскую языковую семью, однако существование последней еще не доказано (то есть не установлены регулярные звукосоответствия, обнаружено мало общекавказских корней). Спорным остаётся генетическое положение хуррито-урартской семьи языков, которую одни лингвисты связывают с ностратическими языками, другие — с нахско-дагестанскими. Часть исследователей придерживается мнения о существовании алтайской семьи языков, объединяющей тюркские, монгольские, тунгусо-маньчжурские, а по мнению многих, — также корейский и японский языки. Хотя наличие множества общих корней и регулярных соответствий в этих языках неоспоримо, для окончательного определения характера отношений между алтайскими языками остается выяснить, достаточно ли велико то количество общеалтайских корней и аффиксов, межъязыковые совпадения в которых необъяснимы ни заимствованием, ни общим ностратическим родством. Важнейшие языковые семьи Южной и Юго-Восточной Азии: австроазиатская, таи-кадайская, мяо-яо, австронезийская (малайско-полинезийская) — некоторыми лингвистами объединяются в гипотетическую семью австрических языков. Среди языков Евразии вне названных гипотетических группировок остаются китайско-тибетская семья языков, енисейская, андаманская семьи, изолированные языки: баскский, бурушаски, айнский и некоторые языки древности: шумерский, касситский, хаттский и др. На востоке Индонезии существует изолированная северно-хальмахерская языковая семья. Среди неавстронезийских языков Новой Гвинеи и соседних островов (собирательно именуемых папуасскими) выделяются, по новейшим данным, 13 языковых семей и, кроме того, много изолированных языков. Особую семью языков составляют австралийские. Неизвестна генетическая принадлежность почти не изученных вымерших тасманийских языков. Все многочисленные языковые группы Африки (кроме семито-хамитских) американский лингвист Дж. Гринберг объединил в 3 гипотетические семьи: нигеро-кордофанскую (включающую языки банту), нило-сахарскую и койсанскую. Однако объединение в эти семьи, аргументированное лексическими параллелями, до установления регулярных звукосоответствий остается лишь правдоподобной рабочей гипотезой. О классификации языков Америки см. Индейские языки.

2) Типологическая К. я. (см. также Морфологическая классификация языков) возникла на основании данных морфологии независимо от генетической или пространственной близости, опираясь исключительно на свойства языковой структуры. Типологическая К. я. стремится охватить материал всех языков мира, отразить их сходства и различия и при этом выявить возможные языковые типы и специфику каждого языка или группы типологически сходных языков. Современная типологическая К. я. опирается на данные не только морфологии, но и фонологии, синтаксиса, семантики. Основанием для включения языка в типологическую К. я. является тип языка, то есть характеристика основополагающих свойств его структуры. Однако тип не реализуется в языке абсолютно; реально в каждом языке представлено несколько типов, то есть каждый язык политипологичен. Поэтому уместно говорить, в какой степени в структуре данного языка наличествует тот или иной тип; на этом основании предпринимаются попытки дать количественную интерпретацию типологической характеристики языка. Основной проблемой для типологической К. я. является создание описаний языков, выдержанной в единой терминологии и опирающихся на единую концепцию языковой структуры и системы непротиворечивых и достаточных критериев типологического описания. Наиболее принята следующая типологическая К. я.: изолирующий (аморфный) тип — неизменяемые слова при грамматической значимости порядка слов, слабое противопоставление значимых и служебных корней (например, древнекитайский, вьетнамский, йоруба); агглютинирующий (агглютинативный) тип — развитая система однозначных аффиксов, отсутствие грамматических чередований в корне, однотипность словоизменения для всех слов, принадлежащих к одной части речи, слабая связь (наличие отчётливых границ) между морфами (например, многие финно-угорские языки, тюркские языки, языки банту); флектирующий (флективный) тип объединяет языки с внутренней флексией, то есть с грамматически значимым чередованием в корне (семитские языки), и языки с внешней флексией, фузией, то есть с одновременным выражением нескольких грамматических значений одним аффиксом (например, руками — творительный падеж, множественного числа), сильной связью (отсутствием отчётливых границ) между морфами и разнотипностью склонений и спряжений (в некоторой степени — сомали, эстонский, нахские языки); в древних и некоторых современных индоевропейских языках сочетаются внутренняя флексия и фузия. Ряд типологов выделяет также инкорпорирующие (полисинтетические) языки, где имеются «слова-предложения», сложные комплексы: в состав глагольной формы включаются (иногда в усеченном виде) именные основы, соответствующие объекту и обстоятельствам, субъекту, а также некоторые грамматические показатели (например, некоторые языки индейцев Америки, некоторые палеоазиатские и кавказские языки). Эту типологическую К. я., в основе своей морфологическую, нельзя считать окончательной главным образом из-за её неспособности отразить всю специфику отдельного языка с учётом его структуры. Но в ней содержится в неявной форме возможность её уточнения путём анализа др. сфер языка. Например, в изолирующих языках типа классического китайского, вьетнамского, гвинейских наблюдаются односложность слова, равного морфеме, наличие политонии и ряд др. взаимосвязанных характеристик.

Языковое родство — общее свойство двух или нескольких языков, заключающееся в том, что их исконные минимальные значимые элементы (корневые морфемы и аффиксы) находятся в строго определённых соответ­стви­ях, отражающих регулярный характер звуковых преобразований (см. Фонетические законы) матери­аль­но­го фонда, восходящего к общему источнику — праязыку. Группа родственных языков составляет семью. Объём понятия семьи в терминологической практике изменчив. Одно и то же объединение родственных языков может именоваться и группой, и семьёй. Так, славянские языки могут называться группой, входящей в индо­евро­пей­скую семью, и семьёй, входящей в бо́льшую семью. Для семей труднообозримых и далеко расходящихся языков (например, индейских) применя­ют­ся также термины «макросемья» и «филия», которые иногда выступают как синонимы, иногда как иерархически подчинённые термины.

Русский язык вместе с украинским и белорусским (восточно­сла­вян­ские языки) входит в семью славянских языков, включа­ю­щую также западно­сла­вян­ские (чешский, польский и другие) и южно­сла­вян­ские (болгарский, сербскохорватский и другие) языки. Они связаны закономерными звуковыми соответ­стви­я­ми: рус. «ворона», «сон», «мох», «муж», «луг», «межа», «чужой»; болг. «врана», «сън», «мъх», «мъж», «лъг», «межда», «чужд»; сербскохорв. «сан», «мах», «мећа», «тућ»; польск. wrona, sen, mech, mąż, ląg, miedza, cudzy; чеш. meze, cizí; словен. mȇja, tuj и т. п.

Некоторые семьи обнаруживают более отдалённое родство (меньший объём исконной материальной общности) и объеди­ня­ют­ся в более крупные семьи. К славянским языкам наиболее близка семья балтийских языков, ср.: рус. «воро́на — во́рон», чеш. vrána — vran, литов.várna — vãrnas, др.-прус. warne — warnis, латыш. vārna. Славянские и балтийские языки вместе с германскими, романскими, индоиранскими, греческим и другими языками составляют семью индоевропейских языков, ср. рус. «брат», чеш. bratr, литов. brólis — broterẽlis, др.-инд. bhrātā, авестийское brātar-, греч. φράτηρ, лат. frāter, ирл. brāthir, гот. broþar, тохар. pracar и др. Установлено родство финно-угорских (финского, венгерского, мордовских и других), тюркских (турецкий, туркменский, якутский и другие), афразий­ских (арабский, древнееврейский, древнеегипетский и другие) языков. Дальнейшие связи между крупными семьями более или менее проблематичны: урало-алтайская гипотеза (родство финно-угорских, тюркских, монгольских и других языков севера Азии), индо-уральская (индоевропейских и уральских), индо-семитская и индо-семито-кавказская и, наконец, ностратическая (родство всех языков Евразий­ско­го субконтинента). Чем меньше объём материальной общности и менее прозрачны регулярные звуковые соответствия, тем менее вероятно возведение сравниваемых языков к общему праязыку. Наличие некоторой общности лексического состава, синтаксических конструкций, отдельных фонетических черт и типологических характеристик вне регулярных звуковых соответствий может быть результатом поздней­ших сближений различных (родственных и неродственных) языковых коллективов, может объяснять­ся отношениями не родства, а «свойства» (см. Языковой союз, Контакты языковые, Заимствование).

Надёжным научным аппаратом изучения и установления языкового родства является сравни­тель­но-исторический метод. Он универсален: его постулаты, фундаментальные понятия (праязык, архетип, регулярность фонетических законов и др.), способы установления родства и реконструк­ции исходного состояния в целом примени­мы к языкам различных языковых семей и типов, вне зависимости от длительности письменной фиксации и наличия письменности вообще.

Взгляды на проблемы языкового родства в истории языкознания менялись. Реконструкция любого отдельного архетипа всегда принимает вид родословного древа, последовательного расщепления, дивергенции исходной праформы (морфемы, слова и т. п.). Родословное древо как графическое отобра­же­ние сути и результатов сравнительно-исторического метода в эпоху младограмматизма было воспринято как абсолютная модель отношений языкового родства и развития языков вообще. Этой модели была противопоставлена теория волн И. Шмидта, согласно которой диалектные различия, возникавшие в пределах праязыка, расходились из эпицентров инноваций во все стороны подобно волнам. Успехи лингвистической географии и социо­лингви­сти­ки показали, что отношения между родственными языками сложнее схемы родословного древа и теории волн. Языки не только дивергируют (см. Дивергенция), но и конвергируют (см. Конвергенция) соответственно конвергент­но-дивергентным процессам языковых коллективов. Праязык не только расщепляется, но и консолидируется, формируется в ходе контактного развития родственных диалектов. Чем больше возможность взаимо­по­ни­ма­ния и интенсивнее общение носителей этих диалектов, тем сильнее действует тенденция материального и структурного сближения между диалектами. Общность исходного материала обусловливает опреде­лён­ную общность тенденций его преобразования, параллельное и независимое (вне контактов) развитие, сходство результатов его эволюции. Многие явления родственных языков, считавшиеся под давлением модели родословного древа архаизмами, восходящими к праязыковому состоянию, оказались парал­лель­ны­ми инновациями: балто-славянское формиро­ва­ние корреляции именных и местоименных прилага­тель­ных (рус. «добр — добрый», литов. geras — gerasis), происхождение изоглоссы centum ~ satəm, соответ­ствия взрывных велярных одних языков — спирантам других: ср. лат. centum (читай k!); cor, cordis; granum и авестийское satəm, рус. «сто», арм. sirt, рус. «сердце», «зерно». Отмечается тенденция подстраивания поздних заимство­ва­ний под закономерности исконных звуковых соответствий, ср. литов. pyragas < слав. «пирог».

Степень языкового родства (лингвистическое расстояние между родственными языками) может не только уменьшаться, но и увеличиваться в процессе исторического развития.

Существует несколько способов измерения степени языкового родства. Метод глотто­хро­но­ло­гии М. Сводеша, А. Л. Крёбера и К. Кретьена опирается на исследование лексики статистическим способом. Более универсален метод Я. Чекановского, при котором в центре внимания оказывается фонетика и морфология. Лексический материал менее надёжен, так как отдельное слово относи­тель­но легко заимствуется. На основании цифровых показателей лингвистического расстояния между родственными языками делаются попытки установления хронологии и последовательности распада соответствующих праязыков. Однако для такой хронологизации необходим более тщательный отбор сравниваемых показа­те­лей с предва­ри­тель­ной иерархизацией фактов методом относительной хронологии и внутренней реконструкции. Этим требованиям соответствует комплексный метод системно-типологической реконструкции Т. В. Гамкрелидзе — Вяч. Вс. Иванова, предложивших пространственно-деривационную модель членения обще­индо­евро­пей­ской языковой области как свое­образ­ный синтез модели родословного древа и теории волн.

Сравни́тельно-истори́ческий ме́тод — совокупность приёмов и процедур историко-генетического исследования языковых семей и групп, а также отдельных языков, используемая в сравнительно-историческом языкознании для установ­ле­ния исторических закономерностей развития языков. С.‑и. м. — важнейший инструмент познания истории языков. С помощью С.‑и. м. прослеживается диахроническая эволюция генетически близких языков на основе доказательства общности их происхождения. Основной целью С.‑и. м. является воссоздание модели праязыковых состояний (см. Праязык) отдельных семей и групп родственных языков мира, их последующего развития и членения на самостоятельные языки, а также построение сравнительно-исторических описаний (грамматик и словарей) языков, входящих в ту или иную генетическую общность. К числу главных приёмов относятся: определение генетической принадлеж­но­сти языковых данных, установление системы соответствий и аномалий на разных уровнях в сравниваемых языках, моделирование исходных праязыковых форм (архетипов), хронологическая и простран­ствен­ная локализация языковых явлений и состояний и предпри­ни­ма­е­мая на этой основе генеалогическая классификация языков. Сравнение как универсальный приём лингви­сти­че­ско­го исследования в С.‑и. м. является доминирующим. Конкретные приёмы и процедуры базируются на системном анализе, поскольку сравнению подлежат не частные явления, а языковые системы. Наиболее существенным является принцип ретрогностики, т. е. накопление знаний о предшест­ву­ю­щих этапах исторического развития языков. Важнейшей процедурой С.‑и. м. служит реконструкция первоначальных и промежуточных языковых состояний, осуществляемая посредством установления соответствий на всех уровнях языка. Наибольшую эффективность в установлении закономерностей исторического развития родственных языковых систем С.‑и. м. обнаруживает на фонетико-фонологическом и морфологическом уровнях. Направление исследований при этом может быть как ретро­спек­тив­ным, т. е. идти от исторически засвиде­тель­ство­ван­но­го состояния к перво­на­чаль­но­му, так и проспек­тив­ным — от первоначального состояния к более позднему. Большую роль играет при этом выбор основы для сравнения. Как правило, это язык с древнейшей письменной традицией. В индо­евро­пе­и­сти­ке такую роль долго играл санскрит, который в ряде современных исследований сменён хетто-лувийскими языками. Современная сравнительно-историческая методика лингви­сти­че­ских исследований широко использует и приёмы других методов — типологического, квантитативного, вероятностного, филологического и метода моделирования. Лингво­гео­гра­фи­че­ские, или ареаль­ные, приёмы исторического изучения языков являются составной частью С.‑и. м. Они подчинены задачам воссоздания картины диалектного членения праязыковых общностей и выявлению ареальных связей между языками, составляющими эти общности. В тех же языковых группах или семьях, где отсутствуют старописьменные памятники, С.‑и. м. опирается на данные современных языков и диалектов. См. также Метод в языкознании.

Кодифицированные и некодифицированные формы языка. Литературный язык, территориальные диалекты, жаргоны, просторечие. Дифференциация функциональных стилей.

Кодифицированный язык

(нормированный язык)

Язык, обработанный в соответствии с языковыми нормами.

Кодифицированные формы языка:

1) литературный язык;

2) терминология.

Некодифицированные формы существования языка:

1) диалекты;

2) просторечие;

3) жаргоны.

Литературный язык — форма существования национального языка, которая характеризуется такими чертами, как нормативность, кодифицированность, полифункциональность, стилистическая дифференцированность, высокий социальный престиж в среде носителей данного национального языка. Достояние всех, кто владеет его нормами.

Литературный язык — это исторически сложившаяся, осознанная обществом, языковая система, которая отличается строгой кодификацией, однако подвижная не статичная, которая охватывает все сферы деятельности человека: сфера науки и образования — научный стиль; общественно-политическая сфера — публицистический стиль; сфера деловых отношений — официально-деловой стиль. Представление о «закреплённости» норм литературного языка имеет известную относительность (при всей важности и стабильности нормы она подвижна во времени). Нельзя представить себе развитую и богатую культуру народа без развитого и богатого литературного языка. В этом большое общественное значение самой проблемы литературного языка.

Литературный язык нельзя отождествлять с языком художественной литературы. Это разные, хотя и соотносительные понятия. Национальный язык — форма существования языка в эпоху существования нации, сложное системное единство, включающее в себя литературный язык, диалекты, жаргоны,просторечие и арго.

Диалект (от греч dialektos — разговор, говор, наречие) — разновидность языка, являющаяся средством общения коллектива, объединенного территориально и социально, в частности, профессионально.

Различают диалекты территориальные и социальные.

Территориальные диалекты наряду с литературным языком являются основной разновидностью языка.

В отличие от литературного языка, диалект ограничен территориально и функционально, существует только в устной форме.

Социальный диалект — средство общения коллектива, объединенного профессионально или социально. Например, язык гончаров, охотников, спортсменов, школьников, студентов и др.

Литературные языки и жаргоны

Основной признак литературного языка – его нормированность. Не случайно же англоязычные народы вместо термина «литературный язык» употребляют термин « standard language » – т.е. «стандартный язык».

Другим признаком литературного языка является богатство его выразительных средств, в первую очередь – лексики. На арго, диалектах, просторечье мы можем общаться почти исключительно на бытовые темы. Культурная, политическая, научная терминология в этих вариантах языка полностью или почти полностью отсутствует. На литературном же языке мы можем говорить и писать практически на любую тему. В отличие от других вариантов языка, литературный язык способен обслуживать не только бытовую сферу, но и сферу высшей интеллектуальной деятельности. Говоря иными словами, литературный язык полифункционален.

Жаргон (франц. jargon) — социальная разновидность речи, характеризующаяся специфической лексикой и фразеологией.

Жаргон является принадлежностью относительно открытых социальных и профессиональных групп людей, объединенных общностью интересов, привычек, занятий, социального положения. Например, жаргон моряков, летчиков, спортсменов, учащихся, актеров и т.д.

Жаргон в своем оформлении отталкивается в целом от общелитературного языка, являясь как бы социальным диалектом определенной возрастной общности людей или «профессиональной» корпорации.

Жаргон (сленг, арго) – это социальный вариант языка. Жаргоном называется язык какой-либо более или менее замкнутой социальной группы. Бывает молодежный жаргон, студенческий жаргон, жаргон моряков, жаргон уголовного мира и т.д. В одних случаях, как, например, в уголовной среде, жаргон используется в качестве тайного языка, непонятного для непосвященных, в других – это лишь языковая игра, способ сделать свою речь более выразительной, необычной. Кроме того, жаргон может выполнять функцию своего рода «пароля»: употребление кем-либо жаргонных слов и выражений в той среде, где это принято, как бы сигнализирует: «я здесь свой».

Жаргон отличается от общенационального языка исключительно лексикой. Какой-либо особой жаргонной фонетики или грамматики не существует. Жаргоны присутствуют во многих, но далеко не во всех языках мира. Их нет, например, в белорусском или алтайском языке.

Студенческий жаргон составляет в русском языке основу молодежного сленга.

Сленг — это молодежный жаргон, составляющий слой разговорной лексики, отражающей грубовато-фамильярное, иногда юмористическое отношение к предмету речи. Молодежный сленг представляет собой интереснейший лингвистический феномен, бытование которого ограничено не только определенными возрастными рамками, но и социальными, временными пространственными рамками. Он бытует в среде городской учащейся молодежи — и отдельных более или менее замкнутых референтных группах.

Как все социальные диалекты, он представляет собой только лексикон, который питается соками общенационального языка, живет на его фонетической и грамматической почве.

Просторечие — это слово свойственно литературной городской разговорной речи, используется в литературном языке как стилистическое средство для придания речи специфического оттенка. От территориальных диалектов просторечие отличается отсутствием отчетливой локальной закрепленности его особенностей, от жаргонов — тем, что эти особенности не осознаются его носителями как ненормативные.

Просторечие обнаруживается на всех языковых уровнях.

Диф. Стилей

Функциональные стили как наиболее крупные разновидности литературного языка (макростили) подвергаются дальнейшей внутристилевой дифференциации. В каждом стиле выделяются подстили (микростили), которые в свою очередь подразделяются на ещё более частные разновидности.

Следует отметить, что дифференциация функциональных стилей лишена единого основания, т. к. она базируется на дополнительных (по отношению к основным), специфичных для каждого стиля факторах.

В официально-деловом стиле в зависимости от назначения текстов выделяются канцелярский, законодательный (юридический) и дипломатический подстили. Первый включает в себя, с одной стороны, служебную переписку между учреждениями и организациями, а с другой стороны – частные деловые бумаги. Второй включает в себя язык законодательных документов, связанных с деятельностью государственных органов. Третий – язык дипломатических документов, относящихся к области международных отношений.

Особенности публицистического стиля определяются спецификой средств массовой информации. В зависимости от этого выделяют газетно-публицистический, радио- и тележурналистский и ораторский подстили.

Стилевая дифференциация художественного стиля прежде всего соответствует трём родам литературы: лирике (поэтический подстиль), эпосу (прозаический подстиль) и драме (драматургический подстиль).

В разговорном стиле выделяются разновидности, обусловленные обстановкой общения – официальной (разговорно-официальный подстиль) и неофициальной (разговорно-бытовой подстиль).

Любой подстиль, так же как и стиль, реализуется в совокупности определённых типов текстов. Например, в канцелярском подстиле – заявление, доверенность, характеристика, расписка, акт и т. д. Каждый из таких типов текстов называется жанром. Жанр в лингвистике понимается как «род, разновидность речи, определяемая данными условиями ситуации и целью употребления» (Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов).

Каждый текст на основе его содержания, композиции, специфике отбора и организации в нём языковых средств можно отнести к определённому стилю, подстилю и жанру. Например, даже такое короткое высказывание, как «Прошу предоставить мне очередной отпуск», содержит приметы официально-делового стиля, административно-канцелярского подстиля, жанра заявления.

Но каждый текст в той или иной степени индивидуален; в нём находят отражение индивидуально-стилистические особенности автора, т. к. выбор языковых средств из ряда возможных осуществляет говорящий (или пишущий) с учётом особенностей того или иного жанра. Что же касается хроникальной информации, жанр которой требует полной устранённости авторского «я», то она лишена индивидуально-стилистических особенностей, так же как и многие жанры официально-делового стиля, не допускающие варьирования.

Таким образом, функционально-стилевая дифференциация речи не сводится к пяти основным стилям; она представляет собой довольно сложную картину. В языковой действительности нет резких границ между функционально-стилевыми разновидностями, встречается немало переходных явлений. Так, в связи с широким развитием техники, внедрением научных достижений в производство появились жанры, совмещающие в себе черты научного и официально-делового стилей (патенты, тексты инструктивного характера, объясняющие, как обращаться с техникой и т. д. ). Газетная статья на научную тему совмещает в себе особенности научного и публицистического стилей; рецензия – научного и официально-делового стилей.

В. В. Виноградов в статье «Проблемы русской стилистики» писал: «Стили, находясь в тесном взаимодействии, могут частично смешиваться и проникать один в другой. В индивидуальном употреблении границы стилей могут ещё более резко смещаться, и один стиль может для достижения той или иной цели употребляться в функции другого».

Однако один из стилей чаще всего выступает в качестве главного, а на его фоне проявляются элементы других стилей. Всякое конкретное высказывание осуществляется в соответствии с основными функционально-стилевыми нормами того или иного стиля, что позволяет определить принадлежность высказывания к данному стилю несмотря на то, что в нём могут быть черты, нетипичные для этого стиля в целом.

Существует различие между литературным языком и национальным языком.

Национальный язык выступает в форме литературного языка, однако не всякий литературный язык сразу становится национальным языком. Национальные языки, как правило, формируются в эпоху капитализма. О русском литературном языке (см. История русского литературного языка) можно говорить уже с начала XVII века, тогда как национальным языком он становится в первую половину XIX века, в эпоху А. С. Пушкина. В Италии литературный язык заявил о себе уже в творчестве Данте, но только во 2-й половине XIX века, в эпоху национального объединения Италии, происходит формирование её национального языка. В язык художественной литературы входит: диалекты, городские просторечия, молодежный и профессиональный жаргон, арго — и все это составная часть Общенародного (национального) языка.

Существуют три пути образования национальных языков:

1) развитие уже готового материала;

2) концентрация диалектов;

3) «скрещивание» диалектов и языков.

B cтaнoвлeнии cиcтeмы пpизнaкoв литepaтypнoгo языкa нaциoнaльнoй пopы выдeляютcя двe paзнoвиднocти пpoцeccoв в зaвиcимocти oт тoгo, имeл ли дaнный язык длитeльнyю пиcьмeннyю тpaдицию и cooтнeceннyю c этoй тpaдициeй oбpaбoтaннyю фopмy языкa — дpeвний или cpeднeвeкoвый литepaтypный язык — или дaнный язык являeтcя млaдoпиcьмeнным (бecпиcьмeнным), т. e. либo coвceм нe имeeт пиcьмeннo-литepaтypнoй тpaдиции, либo этa тpaдиция нeзнaчитeльнa. Paзличиe зaключaeтcя в тoм, чтo для тaкиx языкoв, кaк apмянcкий, гpyзинcкий, япoнcкий, китaйcкий, aзepбaйджaнcкий, yзбeкcкий, тaджикcкий, pyccкий, фpaнцyзcкий, нeмeцкий и итaльянcкий, cтaнoвлeниe cтpyктypныx и фyнкциoнaльнo-cтилиcтичecкиx ocoбeннocтeй нoвoгo нaциoнaльнoгo типa литepaтypнoгo языкa peaлизyeтcя в пpoцecce чacтичнoгo oттaлкивaния oт пpeжнeй литepaтypнoй тpaдиции, чacтичнoгo включeния и пpeoдoлeния ee. Пpи этoм poль пpeeмcтвeннocти ycиливaeтcя, ecли нe пpoиcxoдит знaчитeльнoгo измeнeния в peгиoнaльныx cвязяx литepaтypныx языкoв, кaк этo имeлo мecтo в нидepлaндcкoм, нeмeцкoм, yзбeкcкoм. Cлoжнocть пpoцecca фopмиpoвaния, нaпpимep, yзбeкcкoгo литepaтypнoгo языкa oбycлoвлeнa тeм, чтo eгo кoмпoнeнтaми являютcя cтapoyзбeкcкий литepaтypный язык, кишлaчныe cингapмoничecкиe гoвopы и oпopныe гopoдcкиe гoвopы Taшкeнтa и Фepгaны. Для млaдoпиcьмeнныx языкoв пpoблeмa пpeeмcтвeннocти фaктичecки cнимaeтcя, ecли нe cчитaть языкa ycтнoй эпичecкoй пoэзии. B пepвoм cлyчae в paзвитии нoвoгo типa литepaтypнoгo языкa и eгo фyнкциoнaльнo-cтилиcтичecкoй cиcтeмы пpинимaют yчacтиe двe пpoтивoпoлoжныe языкoвыe cтиxии — литepaтypнaя тpaдиция, чaщe вceгo cвязaннaя c cиcтeмoй книжнo-пиcьмeнныx cтилeй, и oбиxoднo-paзгoвopныe фopмы oбщeния. Bзaимoдeйcтвиe этиx двyx cтиxий, фopмы иx paзгpaничeния и включeния в нoвyю cиcтeмy литepaтypнoгo языкa, cтeпeнь влияния кaждoй из ниx oбycлoвливaют бecкoнeчнoe мнoгooбpaзиe пpoцeccoв пpи бeccпopнoй иx типoлoгичecкoй близocти. Taк, нaпpимep, в тaджикcкoм литepaтypнoм языкe, oфopмившeмcя в peзyльтaтe взaимoдeйcтвия литepaтypнoгo языкa «клaccичecкoгo пepиoдa» и oбиxoднo-paзгoвopнoгo языкa, cтeпeнь включeния элeмeнтoв cтapoгo литepaтypнoгo языкa paзличнa в paзныx жaнpax литepaтypы. Язык пoэзии бoгaт apxaизмaми, xyдoжecтвeннaя пpoзa — oбpaзeц coвpeмeннoгo литepaтypнoгo языкa, язык дpaмы xapaктepизyeтcя близocтью к paзгoвopнoй peчи, oбилиeм диaлeктизмoв. Для млaдoпиcьмeнныx языкoв пpoцeccы фopмиpoвaния литepaтypныx языкoв имeют пpинципиaльнo инyю фopмy, пocкoлькy впepвыe здecь coздaeтcя oбpaбoтaннaя фopмa языкa. Имeннo пoэтoмy для тaкиx языкoв пpoблeмa peгиoнaльнoй бaзы литepaтypнoгo языкa cтaвитcя знaчитeльнo пpямoлинeйнee и пpoщe, чeм в пpимeнeнии к языкaм пepвoй гpyппы. Чтo кacaeтcя пepвoй гpyппы, тo дaжe в тex cлyчaяx, кoгдa литepaтypный язык cpeднeвeкoвья нe пoльзoвaлcя тaким coциaльным aвтopитeтoм, кaк дpeвний язык Kитaя, Япoнии, Apмeнии, apaбcкиx cтpaн, кaк cтapocлaвянcкий в cлaвянcкиx cтpaнax, гдe aвтopитeт дpeвнeгo языкa нepeдкo пoддepживaлcя eгo yпoтpeблeниeм в кaчecтвe кyльтoвoгo языкa (cp. гpaбap, cтapocлaвянcкий, клaccичecкий apaбcкий), дaжe пpи oтcyтcтвии этиx ycлoвий пpeдшecтвyющaя книжнo-пиcьмeннaя тpaдиция являeтcя вaжнeйшим кoмпoнeнтoм в cтaнoвлeнии нopмы литepaтypнoгo языкa нaциoнaльнoй пopы. Пoкaзaтeльным являeтcя в этoм oтнoшeнии пpoцecc oфopмлeния нopм нaциoнaльнoгo нидepлaндcкoгo языкa, тeppитopиaльнo cвязaнный c пpoвинциeй Гoллaндия. Oднaкo в coвpeмeннoй нopмe литepaтypнoгo языкa, в гpaммaтикe, opфoэпии и лeкcикe, ocoбeннo в пиcьмeннoй фopмe литepaтypнoгo языкa cкaзывaeтcя книжнaя тpaдиция литepaтypнoгo языкa дoнaциoнaльнoгo пepиoдa, cвязaннoгo c дpyгими oблacтями Hидepлaндoв, нopмaлизaция жe ocyщecтвлялacь вo мнoгoм нa ocнoвe литepaтypнoгo языкa cpeднeвeкoвья, т. e. пo флaмaндcкo-бpaбaнтcкoмy, a нe гoллaндcкoмy oбpaзцy. Для млaдoпиcьмeнныx и бecпиcьмeнныx языкoв CCCP фopмиpoвaниe литepaтypныx языкoв былo нeпocpeдcтвeннo cвязaнo c выбopoм «oпopнoгo» диaлeктa и пpoиcxoдилo в пpинципиaльнo oтличныx ycлoвияx oт языкoв пepвoй гpyппы; oднaкo и в этoм cлyчae литepaтypныe языки никoгдa пoлнocтью нe coвпaдaют c oпopным диaлeктoм, пpeдcтaвляя coбoй paзнyю cтeпeнь oбocoблeния oт диaлeктнoй cиcтeмы.

Обычно языки воздействуют друг на друга через контакты носителей языков, или через контакт культур. При этом слова одного языка могут переходить в другой. Это сопровождается тем или иным искажением слов, поскольку в каждом языке и свое произношение, и своя грамматика, отличная от других языков. Процессы перетекания слов из одного языка в другой достаточно хорошо наблюдаемы в жизни. Если касаться аспекта взаимодействия языков, то языковой контакт протекает как речевое взаимодействие людей, говорящих на этих языках.

Дивергенция – это расхождение, отделение языков в процессе их развития. Отделение языков было связано с территориальным расселением людей, географическим, политическим обособлением. В результате в речи накапливались лексические, фонетические и грамматические варианты, отличавшие речь живших на разных территориях. Например, широкое расселение славян приводит к появлению значительных территориальных особенностей в языке западных, южных и восточных славян. А результатом политического, экономического разделения земель Древней Руси стало выделение трех самостоятельных восточнославянских языков – украинского, русского и белорусского.

           Помимо дивергенции, лежащей в основе расщепления одного языка на несколько родственных, в образовании новых языков участвует процесс конвергенции.

Конвергенция – это сближение отдельных языков на основе длительных контактов. Конвергенция может предполагать этническое смешение и языковую ассимиляцию, то есть растворение одного языка в другом. При этом один из них выступает в качестве субстрата, т.е. языка, который был распространен на данной территории ранее. Язык пришлых этносов также может ассимилироваться с местным языком и оставить часть своих языковых черт в виде суперстрата.

           Конвергенция может проявляться в сближении территориальных разновидностей одного языка и образовании койнй, используемого в качестве общего языка на разных территориях. Например, аттическое койне в Древней Греции было общегреческим языком в 3-4 веках до н.э.

           В результате сближения различных языков могут образовываться языки пиджин и креольские языки. Пиджин – это смешанный язык, ограниченный в употреблении и не являющийся родным ни для кого из говорящих на нем. Языки пиджин возникали в портовых городах в качестве языка межэтнического общения в сфере торговли и делового общения. В пиджине обычно смешивались элементы нескольких языков. Например, пиджин, которым пользовались северные поморы, включал в себя слова русского, норвежского, немецкого и английского языков.

           Креольские языки – это полноценные языки, которые появились на основе пиджин. У этих языков есть своя грамматика, обширная лексика, они развиваются по своим внутренним законам и, главное, имеют носителей языка, для которых креольский язык – родной. Основные креольские языки сформировались из англоязычных, франкоязычных, испанских и португальских пиджинов.

           Таким образом, процессы дивергенции и конвергенции объясняют существование огромного числа языков в современном мире. Однако не следует думать, что все они восходят к одному единственному языку древности. Надо полагать, что человеческий язык зародился не в одном месте и не в одном племени, а во многих местах и у многих человеческих сообществ, поэтому, видимо, можно говорить о древнем многоязычии, которое увеличивалось по мере развития человеческой цивилизации.

Языковые контакты могут приводить к скрещиванию языков (ассимиляции). При скрещивании один из языков сохраняет свою самостоятельность, приобретая новые элементы из соседнего языка.

Различные случаи языковой ассимиляции получили названия: субстрат, суперстрат, адстрат.

Субстрат (от. лат.sub– ‘под’,stratum– ‘слой’, ‘пласт’) совокупность черт языковой системы, не выводимых из внутренних законов развития данного языка и восходящих к языку, распространенному ранее на данной лингвогеографической территории, т.е. это «следы» побежденного языка в системе языка победителя. Такие следы можно обнаружить в романских языках, которые образовались при смешении местных языков с языком победителей – римлян, с народной латынью. Субстрат предполагает широкое этническое смешение языков и языковую ассимиляцию. Местное население постепенно, через стадию двуязычия, принимает язык пришельцев. Это может быть как родственный, так и неродственный язык.

Явления субстрата могут проявляться на любом уровне языковой системы в виде вошедших в язык единиц. В языке-победителе могут начать действовать процессы исторических изменений по законам побежденного языка (под действием иберийского субстрата в испанском языке: лат f > h)

Суперстрат (от. лат.super– ‘над’,stratum– ‘слой’, ‘пласт’) – совокупность черт языковой системы, не выводимых из внутренних законов развития данного языка и объясняемых как результат растворения в данном языке черт языков пришлых этнических групп, ассимилированных исконным населением, т.е. это «следы» исчезнувшего языка пришельцев, принявших язык местного населения. Таковы, например черты французского языка в английском языке, появившиеся после нормандского завоевания. Германский суперстрат можно обнаружить во французском языке. Влиянием франков (германских племен), вторгшихся в Галлию, объясняются некоторые романские инновации, которых не имеют источника в латинском языке.

Адстрат – это совокупность элементов языковой системы, отражающих влияние одного языка на другой в условиях длительного существования контактов носителей этих языков. Явление адстрата возникает при длительном двуязычии в пограничных районах. Таковы элементы турецкого адстрата в балканских языках.

Элементы субстрата и суперстрата это элементы языка «побежденного», а адстрат – это нейтральный тип языкового взаимодействия. Языки не растворяются друг в друге. Адстрат образует прослойку между двумя самостоятельными языками.

Проблема билингвизма («bi» (лат.) — двойной и «lingua» (лат.) – язык) – одна из самых актуальных в современном поликультурном обществе. Глобализация общемирового пространства служит предпосылкой к смешению национальностей, культур, и, как следствие, языков [1]. Казалось бы, владение двумя языками несет в себе априори исключительно плюсы, тем более в случае естественного билингвизма; почему же современное общество склонно говорить о «проблеме двуязычия»? Речь идет скорее о детском билингвизме, о том периоде жизни, когда развитие человеческого мозга предусматривает наиболее полные возможности овладения языковым материалом. Возникает вопрос: предоставить ли двуязычию право развиваться стихийно, когда второй язык усваивается бесконтрольно и в минимальном объеме, или же развитие обоих языков должно стать направленным и регулируемым? [2, 3, 4]. Как и стихийное, так и контролируемое усвоение языков являются широко представленными в обществе процессами. Необходимо еще раз подчеркнуть, что речь идет о детском (как и подростковом) двуязычии. Ни в сензитивный [Сензитивный период – период наибольшего благоприятствования усвоению каких-либо навыков] период восприятия языка (2-5 лет), ни период последующего роста и взросления ребенок не принимает решение о целенаправленном изучении дополнительного языка. Такое решение – прерогатива родителей. Взрослые люди далеко не всегда владеют полной информацией о процессах, возникающих при изучении двух языков, и о прогнозах подобного обучения. Следует четко осознавать, какие следствия имеет двуязычие [5]. Культурно – ментальный аспект как следствие двуязычия являет собой возможность познания не только различных языковых, но и культурных систем. Согласно проведённым исследованиям, билингвы более восприимчивы к другим культурам; их кругозор значительно шире, чем у ровесников-монолингвов. Переключаясь с одного языка на другой, билингвы способны лучше фокусироваться, выполнять несколько задач одновременно. Кроме того, язык как часть культуры несет в себе представление о системе ценностей и моделей поведения в обществе. Вместе с лексико-фразеологическим запасом носитель языка усваивает информацию, которая необходима для понимания норма социума [6]. Третий аспект следствия билингвизма представляет собой непосредственно языковую составляющую, смысл которой – одинаковое владение лексико-грамматическими системами двух языков, обуславливающее интеллектуальную гибкость и широкие языковые компетенции. У двуязычных детей улучшается речь, память, они способны лучше схватывать не только структуру языка, но и его содержательную часть. Билингвы обладают более развитым металингвистическим восприятием, то есть способны чаще узнавать неправильные речевые конструкции, понимать грамматические правила. Для каждого предмета у них как минимум два слова [7]. Сознательный подход к обучению и готовность поддержать потенциального билингва – необходимые условия для возникновения двуязычия. Является ли билингвизм нормой? Ответ на этот вопрос практически уже дан, так как, по статистическим данным, около 70% населения земного шара в той или иной степени владеет вторым языком или даже несколькими (такое явление называется полилингвизм) [8]. В целом ряде стран (Бельгии, Канаде и др.) принят закон о государственном статусе двух языков одновременно, каждый из которых изучается в школе. В целом же, билингвизм – прочно обосновавшееся в современном мире явление, требующее глубокого осмысления и грамотного подхода.

Диглосси́я (от др.-греч. δυο — «два» и γλωσσα/γλωττα — язык) — особый вариант билингвизма, при котором на определённой территории или в обществе сосуществуют два языка или две формы одного языка, применяемые их носителями в различных функциональных сферах.

Индоевропе́йские языки́ — самая распространённая в мире языковая семья. Представлена на всех обитаемых континентах Земли, число носителей превышает 2,5 млрд.

Происхождение и история

Языки индоевропейской семьи происходят от единого праиндоевропейского языка, носители которого жили порядка 5—6 тыс. лет назад. Существует несколько гипотез о месте зарождения праиндоевропейского языка, в частности, называют такие регионы, как Восточная Европа, Передняя Азия, степные территории на стыке Европы и Азии. С большой вероятностью древними индоевропейцами (или одной из их ветвей) можно считать так называемую «ямную культуру», носители которой в III тыс. до н. э. обитали на востоке современной Украины и юге России.

Состав

Индоевропейская семья включает романскую, германскую, кельтскую, балтийскую, славянскую, тохарскую, индийскую, иранскую, армянскую, анатолийскую (хетто-лувийскую), греческую, албанскую и италийскую языковые группы. При этом анатолийская, тохарская и италийская группы представлены лишь мёртвыми языками.

Есть случаи, когда семейство состоит из 2-3 языков, или даже из одного. Это языки-одиночки, которые неимеют установленных родственников на земле (например, японский).

Изоли́рованный язы́к (язы́к-изоля́т) — язык, который не входит ни в одну известную языковую семью. Таким образом фактически каждый изолированный язык образует отдельную семью, состоящую только из этого языка. Наиболее известные примеры включают баскский, бурушаски, шумерский, нивхский, эламский, хадза. Изолированными называются только те языки, для которых существует достаточно данных и вхождение в языковую семью не было для них доказано даже после усиленных попыток сделать это. В противном случае такие языки называются неклассифицированными.

Псевдо-изолированные языки

Существуют языки, часто (или иногда) относимые к изолятам, но по разным причинам таковыми не являющиеся.

Баскский язык, Этрусский язык, Японский язык, Айнский язык, Корейский язык

Все гипотезы, ничего не доказано