Дворянский банк — Большая советская энциклопедия

§ 24. Доходы, получаемые частными землевладельцами со своих земельных имуществ.

Кроме вышеперечисленных, так сказать, временных источников получения доходов, частная земельная собственность приносит еще постоянный доход, который, хотя и колеблется в зависимости от урожая и других причин, но тем не менее представляешь собою существенную статью дохода и источник благоденствия в особенности для землевладельцев крупных и средних, которые не так страдают от неурожайности их земель, как владельцы мелкие. Далее, как известно, производительность частных земель выше, чем крестьянских, и сотни тысяч частных собственников имеют в лице своих владений постоянный источник хорошего дохода. Каковы же его размеры и сколько миллиардов дал он землевладельческому классу за последнее десятилетие, принося определенную среднюю сумму из года в год? На этот вопрос дают приблизительный ответ вычисления Департамента окладных сборов, по поручению которого податными инспекторами были произведены поименные выборки из окладных книг о количестве частного землевладения и о распределении его по размерам путем занесения этих данных на особые карточки. Данные, полученный таким способом, охватили относительно больший район, чем исследования Центр. Ст. Комитета М. В. Д., и с этими последними не сходятся. Между прочим, сюда вошло Закавказье, где насчитано 3.632.700 десятин частновладельческих земель, Сев. Кавказ (1.895.700 дес.), Польша (5.434.800 дес.). Затем, на основании данных Крестьянского банка и залоговых оценок земли в разных кредитных учреждениях, цен по купчим и т. п., была определена ценность земель в разных местностях, затем из 6% годовых вычислялась доходность земли. В виду специальной цели департаментского исследования, частные владельцы, получающие доход менее 1000 руб., не вошли в подсчет, хотя таковых несомненное большинство. Но интересны цифры и о тех, кто получает от земли более одной тысячи дохода ежегодно. В результате получилось следующее. Всего частных собственников, имеющих дохода с земли меньше 1000 руб. в год, в 69 губерниях Европ. России, Польши и Кавказа было насчитано 931.400 чел., — огромное большинство. Что касается тех, кто получает более 1000 руб. ежегодного дохода со своих владений, то таковых, оказалась ничтожная кучка в 59.681 человек. Общее количество земли, находящееся в их владении, по данным Департамента окладных сборов, 74.729.862, что при средней цене десятины в 79 руб. дает общую ценность всей земли, находящейся в собственности этих 59½ тысяч владельцев, в 5.926.381.843 руб. Наконец, примерный доход ее, исчисленный по нормальной доходности из 6% ценности, определяется в 355.582.908 руб. ежегодно, т. е. средним числом на каждого владельца по 5000 руб. в год. Вряд ли можно сомневаться, что эта цифра скорее преуменьшена, чем преувеличена, т. к. и само исследование Департамента велось в целях введения в России подоходного налога, причем интересы первенствующего сословия не могли не приниматься в расчет. По размерам своих владений и дохода с них все владельцы распределялись таким образом:

Из этой интересной (хотя и приблизительной) таблички видно, что наибольшая сумма доходов идет наименее многочисленной группе крупных землевладельцев которые ежегодно получают со своей земли не менее 81,8 миллионов рублей, что составляет 23% всех земельных доходов собственников, вошедших в данную таблицу. Наименьшая же сумма поступает в распоряжение первой группы, т. е, той, которая, несмотря на свою относительную многочисленность, получает дохода не более 2000 руб. в год. На всех их приходится 9,4% общего землевладельческого дохода, хотя их около половины (40,2%).¹*

Исключая из общей суммы земельного дохода даже те 113½ миллионов рублей, которые ежегодно уплачиваются земледельцами в виде процентов по долгам, все-таки в пользу собственников остается доход от земли размером около 242 миллионов ежегодно. При малочисленности землевладельческой группы это — тоже “queque chose”, как говорят французы.

__________

¹* Опыт исчисления народного дохода.

§ 25. Доходы с городских недвижимых имуществ.

Говоря о собственниках недвижимых имуществ, нельзя не сказать нескольких слов о домовладельцах. Податными инспекторами собраны данные только о тех, которые получают со своих имуществ более 1000 руб. ежегодного дохода (главным образом на основании их собственных показаний). Число получающих доходы от городских недвижимых имуществ свыше 1000 руб. достигает, по данным 1904 г., 57,864 чел., общий же доход их — 264.579.643 руб., а именно:

Вряд ли можно сомневаться, что цифры дохода с городских имуществ неизмеримо ниже действительности. Быть может, один Петербург уже превосходит сумму в 264,5 миллиона. Как водится, и эта недвижимая собственность, в значительной степени оказывается в залоге у представителей денежного капитала. По данным 1903 г. к 1 января 1903 г. было заложено по 69 губерниям Европейской России, Польши и Кавказа 84.899 городских имуществ, а сумма долга, на них лежащего, составляла 1.167.411.264 руб., за которые уплачивались % 54.855.627 руб.¹*

__________

¹* Опыт исчисления нар. дохода, 1906 г., стр. XV‑XVII.

§ 26. Землевладение крупное, мелкое и среднее, их относительная величина.

Интересно теперь присмотреться, велико ли самое число тех счастливцев, которые, будучи собственниками земельных богатств, имели или имеют возможность до сих пор получать со своей земли вышеперечисленные доходы и таким способом, смотря по размерам своей собственности, участвовать в дележе миллиардов. Число помещиков, а также их распределение по размерам их владений, можно видеть из следующей таблички.

Из этого видно, что большинство помещиков были т. наз. ”мелкопоместные”, т. е. имевшие меньше 20 душ. Число крупных помещиков было относительно ничтожно (1,1%). Интересно, что между 8 и 10 ревизиями число помещиков уменьшилось, но это уменьшение произошло, главным образом, за счет мелкопоместных, тогда как % крупных помещиков (имевших более, чем по 500 душ) возрос с 2,9% в 1837 г. до 3,6% в 1857 г. После освобождения, в 1877 г. число землевладельцев (считая вместе с офицерами Оренбургского и Астраханского казачьего войска) равнялось 114.716 чел. Интересно сопоставит их число с числом частных землевладельцев других общественных групп и распределить всех по размерам владений. Это сделано в следующей табличке, которая составлена на основании исследования земельной собственности, произведенного Центр. Стат. Комитетом М. В. Д. в 1877 г.

Эти цифры относятся к собственникам всех сословий в 50 губерниях Европ. России. Интересно присмотреться, в чьих руках сосредоточивается, главным образом, собственность, мелкая с одной стороны и собственность крупная с другой. Это видно из следующей таблички:

Из этого видно, что крупная собственность в 1877 г. была сосредоточена в дворянском сословии, где крупные помещики составляли 84,3%, мелкая же — в крестьянском (65,9%). В 1905 г. картина изменилась. Число собственников-дворян пошло на убыль. Распределение частной собственности по размерам владения и число этих последних в 50 губерниях в 1905 г. можно видеть из следующей таблички:

Табличка эта особенно интересна потому, что из нее можно видеть число крупнейших земельных собственников, как из дворян, так и из других сословий. Число первых, в сущности, ничтожно сравнительно с остальной массой землевладельцев. Крупнейшие владельцы из дворян лишь немного перевалили за полтысячи. Но число их еще меньше, так как таблица эта говорить не о числе владельцев, а о числе владений, которых иной раз по нескольку в одних руках. Из крупнейших собственников не-дворян известны, например, Фальцфейн, Панкеев. Из дворян, судя по официальному “Списку чинов первых четырех классов”, крупнейшие собственники: гр. Шереметьев (6841 дес., родовых в 11 губерниях и 16330 душевых наделов в 7 губерниях, и дома в Санкт-Петербурге и Москве, кроме того приобрел земли 3089 дес.), Г. Балашев (более 300.000 дес., родовые 261454 дес., 2 железоделательных завода в Уфимской губ., 26.756 дес. и железоделательный завод в Ннжегородской губ., 2613 дес. там же, 481 в Московской губ. в общем владении с братом, и вновь приобретенной земли 33.319 дес. в Киевской губ.), Н. Балашев (родовые 259.693 дес., приобрет. 11.794 в Подольской губ., 50.528 дес. в Новгородской губ.; жены — родовых 43.668 дес. в Киевской губ., 11.333 в Саратовской, 2328 в Симбирской, 180 в Пензенской, 7.655, в Новгородской губ.), Бобринский (около 60.000 дес.), С. Шпилевский (105.000 дес. в Вятской губ.), К. Рукавишников (родовые 27 дес., приобрет. 800.000 дес., в Пермской и 43.788 в Таврической), С. М. Голицин (один миллион дес. в Пермской губ., 40.000 дес. в Вятской, 4.979 в Московской, 13.590 дес. в Ярославской, 7.397 в Тульской, 1026 в Тверской, 366 в Рязанской губ.), кн. Абамелек-Лазарев (более 900.000 дес.), гр. П. С. Строганов (более 60.000 дес.), Г. С. Строганов (около 75.000 дес.), кн. Демидов-сан-Донато, гр. Мусин-Пушкин (более 83.000 дес.) и т. д.

В заключение нашего обзора землевладельческого класса, небезынтересно будет взглянуть на те перемены, которые происходят с крупной и мелкой земельной собственностью с течением времени. Эти изменения видны из следующей таблички:

Процент владений к общему числу их при размерах:

Из этого видно, что относительное число крупных земельных участков уменьшилось (с 3,3% до 1,8% — почти вдвое), число же мелких и средних увеличилось. За это же время следующие перемены произошли с площадью владений:

Процент владений к общему числу их при размерах:

Значит, за 28 лет относительная площадь крупного землевладения значительно убыла (с 70,6% до 58,8), а мелкая возросла с лишком в полтора раза. За это время площадь крупного землевладения сократилась с 64,4 миллионов десятин до 59 мил. дес., т. е. уменьшилась на 5,4 миллиона. При этом особенно сократилась площадь владений свыше 10.000 десятин: с 27.200.000 дес. до 24.100.000. Число владений тоже уменьшилось.²* Но с другой стороны число владений в 1000‑10.000 дес. несколько возросло, хотя и общая площадь таковых выросла. В остальных группах везде выросло число владений и — более или менее заметно — площадь их. Дворяне и купцы удерживают в своих руках преимущественно крупные владения, особенно в Прибалтийском крае и Заволжских губерниях (Вятской, Пермской, Уфимской, Оренбургской, Самарской).

__________

¹* П. Милюков. “Крестьяне”. Статья в Энциклопедическом Словаре Брокгауза, стр. 26.

²* В 1877 г. насчитано 924 владельца, в 1905 г. — 774 владения.

§ 27. Земледельческое крестьянство и пролетариат, как трудящиеся классы.

В предыдущих параграфах мы говорили о представителях земельного, денежного и торгово-промышленного капитала, между которыми распределяются созданные и постоянно вновь создаваемые трудом ценности. Теперь мы будем говорить о тех классах, которые создают эти ценности своими руками, которые составляют само основание той блестящей, засыпанной золотом и серебром пирамиды, о которой шла речь выше. Классы эти — земледельческое крестьянство и безземельный пролетариат.

“Русский рабочий и русский крестьянин, — говорить А. Пешехонов¹*, — объединены крепкой экономической связью; во многом их интересы не только не противоречат друг другу, но и сливаются, и именно потому, что русский рабочий в массе своей есть вместе с тем и русский крестьянин, а русский крестьянин часто вместе с тем и русский рабочий. Наш рабочий, поскольку он является отхожим промышленником и поскольку он входит в состав крестьянской семьи, продолжающей вести хозяйство за свой счет, не пролетарий. Для него не безразличны интересы “буржуа”-крестьянина потому, что он сам вчера был и, может быть, завтра будет им, потому что его отец, жена, дети, братья живут этими интересами, потому что его заработок — лишь часть в общем бюджете семьи, и полнота удовлетворения его потребностей определяется не только тем, сколько он сам заработает, но и тем, сколько получать его семейные от своего хозяйства; с другой стороны, крестьянство, поскольку бюджет его опирается на промысловые заработки, заинтересовано в городских отношениях и в уровне заработной платы на промысловом рынке. Ему не чужды интересы рабочего пролетария, не чужды и те идеалы, которые должны быть одни у рабочих людей, где бы они ни жили, где бы они ни работали — в городе или в деревне. Обособление рабочего от крестьянина, противоположение одной группы другой, возможно только в теории и не имеете места на практике. Введение такого противоположения в программу общественной деятельности, как бы ни была стройна эта программа, как бы ни были изобретательны ее авторы в истолковании фактов, неизбежно делает ее беспочвенной. Важнее всего взглянуть прямо в лицо фактам и отыскать их действительный смысл”.

В нашем дальнейшем изложении мы будем стоять на точке зрения, высказанной А. Пешехоновым, и хотя и будем говорить о крестьянах и о рабочих отдельно, но то общее, что соединяет обе группы одного и того же трудящегося класса, постараемся при этом не забывать, памятуя об общности интересов того и другого. Крестьянин, обрабатывающий землю, не есть землевладелец, живущий путем присвоения земельной ренты, созданной чужим неоплаченным трудом. Рента, создаваемая им же, остается у него же в кармане. Этим трудовое земледельческое крестьянство отличается от того землевладельческого класса, о котором мы говорили выше и который живет присвоением так. наз. дифференциальной ренты, переходящей в его карман, как к собственнику земли.²*

Крестьянство должно быть отличаемо как от классов буржуазных, так и от пролетариата. Даже рассматривая его как класс переходный, во всяком случае нельзя не видеть, что оно ближе к пролетариату, чем к буржуазии, с которою отождествлять его, как это делают некоторые авторы, было бы большою ошибкой. “Между крестьянством, основной экономический принцип которого — непосредственно личное производство ценностей, и буржуазией, экономический принцип которой — распоряжение трудом рабочих данного момента, пользуясь ценностями, произведенными рабочими предшествовавших моментов, — и между этими двумя представителями столь разнородных принципов нет и не может быть такой связи, настолько значительного сходства, чтобы можно было хотя в малейшей степени объединить их судьбу с дальнейшей эволюцией”. Наоборот, между крестьянством и рабочими такая связь несомненно есть.³*

__________

¹* Крестьяне и рабочие в их взаимных отношениях. СПб., 1906 г., стр. 12.

²* См. о земельной ренте интересную книгу Н. Суханова “Земельная рента и основы земельного обложения”. М., 1908 г.

³* “Русское Богатство”, 1906 г., № 10, стр. 110. Интересные факты и цифры, о связи русских фабричных с землею см. в известном труде д‑ра Е. Дементьева “Фабрика, что она дает населению и что она у него берет”, изд. 2‑е И. Сытина, (Отдел Н. Рубакина). М.,1897. Ц. 1 р. 60 к.

§ 28. Земледельческое крестьянство и обеспеченность его землею.

Как уже было сказано, в Российской империи к крестьянскому сословию принадлежит в настоящее время 96.897.000 чел. Но одно дело — сословие, и другое дело — общественный класс. Мы будем теперь говорить об этом последнем. Поэтому из этих 96,9 миллионов нам прежде всего надо исключить ту часть крестьян, которая, хотя и остается еще в крестьянском сословии, но ушла от крестьянской жизни, с одной стороны — вверх, к классу землевладельческому и капиталистическому, сделавшись купцами, кулаками, мироедами, с другой — к пролетариату, потеряв свои клочки земли. К сожалению, точной статистики этого ухода, этого передвижения по капиталистической лестнице, не имеется. По переписи 1897 г., около трех четвертей всего населения Российской империи занимается сельским хозяйством, участвуя в разных его отраслях. Распределение этого населения по этим отраслям видно из нижеследующей таблички:

Из этого видно, что Россия, а в особенности Россия европейская, — страна земледельческая. Но, как справедливо замечает проф. Ден¹*, “в этом еще нельзя видеть какого-либо преимущества России. Напротив того преобладание земледелия является признаком культурной и хозяйственной отсталости”. Вышеприведенная табличка показывает, до какой степени в основе не только благополучия, но и существования всех других общественных классов. и всего народного и государственного хозяйства лежит именно труд, — земледельческий труд, на котором и держится все остальное. Отсюда следует, что вопрос о земле, главном орудии этого труда, и об ее распределении — коренной вопрос русской жизни. В 1906 г. общая доходность главных отраслей сельского хозяйства составляла около 5½ миллиардов (5.492.000.000 руб.). В том числе приходилось на земледелие 3.766.900.000 руб., на животноводство — 1.565.000.000, на рыболовство и охоту — 258.000.000. По преобладанию сельского хозяйства в Европе больше всего приближаются к России Венгрия и балканские государства, в других же частях света — Индия, Канада и Аргентина. Посмотрим, прежде всего, сколько же земли и какой земли находится во владении и пользовании земледельческого класса, — насколько он обеспечен ею.

В 1905 году в 50 губерниях Европ. России во владении крестьян находилось 148.735.808 дес. земли, которые распределялись по районам и разрядам владения следующим образом:

Из этого видно, что больше всего у крестьян земли т. наз. “надельной”. Она-то и составляет главное обеспечение земледельческого населения. Поэтому особенно интересно присмотреться подробнее, насколько обеспечено население с землями надельными, т. е. теми, которые после 1861 г. были выкуплены крестьянами от помещиков, от уделов и от казны. Положение 19 февраля 1861 г. рассматривало надельные земли до их выкупа, как неотчуждаемые от крестьянства. Лишь после окончательной уплаты выкупной суммы крестьяне получили полное право распоряжаться своею надельной землею. В 1893 г. право распоряжаться ею было еще более ограничено, и закон объявил все надельные земли неотчуждаемыми, независимо от того, оплачен ли по ним выкупной долг. Указ 9 ноября 1906 г., напротив, выдвинул на первый план отчуждаемость земли от крестьян, предоставив каждому домохозяину, владеющему землей даже нераздельно с другими односельчанами, право укреплять свою долю в личную собственность. Такое отношение правительства к крестьянскому землевладению, как мы увидим дальше, имеет огромное значение для обеспечения крестьян землею. Посмотрим теперь, насколько крестьяне были наделены и обеспечены до освобождения, затем при освобождении и, наконец, в настоящее время. Как мы уже упомянули раньше было время, когда никакая земля не считалась личною собственностью тех, кто ею в данное время пользуется, а размеры этого пользования определялись не чем иным, как фактической возможностью обрабатывать то или иное ее количество. С ростом населения недохватка в земле становилась все более и более чувствительною ко времени освобождения. Накануне его сильнее всего чувствовали эту недохватку крестьяне помещичьи. Но особенное влияние оказал на обеспеченность населения землей сам акт освобождения и последующие мероприятия правительства, благодаря которым крестьяне помещичьи, удельные и государственные оказались обеспеченными землею по-разному. Лучше всего были обеспечены землей крестьяне государственные, затем удельные и хуже всех — помещичьи. Средний надел на каждую ревизскую душу в 50 губерниях Европейской России составлял у первых 6,7 дес., у вторыхъ — 4,8, у третьих —3,2, т. е. с лишком в два раза меньше, чем у государственных.²* После освобождения, как уже было упомянуто выше, к освобожденным крестьянам отошла не вся та земля, какою они пользовались до 1861 г.: часть ее осталась у помещиков. Уменьшена была таким же способом и земля, отошедшая к земледельческому крестьянству от других двух владельцев: уделов и казны. Таким образом, в пользовании крестьян после 1861 г. оказалось земли меньше, чем было прежде. Принимая средний надел бывших государственных крестьян за рабочую норму крестьянской поземельной собственности, находим, что из бывших помещичьих крестьян (10.608.100 ревизских душ) только 13,9% (полтора миллиона душ) получили наделы выше нормы, 43,5% (4½ миллиона душ) получили наделы достаточные, и 42,6% (тоже приблизительно 4½ миллиона душ) получили наделы недостаточные.³* Таким образом, без малого половина освобожденных помещиками крестьян сразу же оказалась недостаточно обеспеченной землею и стала платить огромный выкуп за такое количество земли, которое и без этого выкупа не смогло бы прокармливать ее. Но на некоторых крепостных освобождение отозвалось еще того хуже: они были освобождены совсем без земли или с четвертным наделом. Сразу попали в разряд безземельных именно бывшие дворовые. В 1858 г. при ревизии было насчитано дворовых более 720.000 чел., которые и сопричислились сразу к пролетариату. Недалеко от них ушли так называемые “дарственные”, которых оказалось только в 37 губерниях (из 50) около 600.000 душ. Как известно, закон предоставил помещикам право давать крестьянам надельную землю и бесплатно, но с тем, что они получают при этом ее не по целому наделу, а по четвертушке его. В результате освобождение дало следующую картину. В 46 губерниях крестьяне всех трех разрядов (бывш. помещичьи, государственные и удельные) получили:

 по 1 дес. и менее 460.180 душ,   в том числе только   409.562 дес. земли удобной.
 по 1‑2 десятины  1.665.501 душа, в том числе только 2.654.008 дес. земли удобной.
 по 2‑4 десятины  8.230.010 душ,  в том числе только 25.653.667 дес. земли удобной.
 по 4‑6 десятин   5.818.060 душ,  в том числе только 28.601.010 дес. земли удобной.
 по 6‑10 десятин  3.320.513 душ,  в том числе только 24.895.814 дес. земли удобной.
 свыше 10 десят н   920.028 душ,  в том числе только 13.005.100 дес. земли удобной.
__________________________________________________________________________________
Итого            20.594.282 души, в том числе только 95.219.161 дес. земли удобной.

Отсюда видно, что уже с самого момента освобождения и наделения миллионы крестьян, даже независимо от тяжелой организации выкупных платежей, о которой уже была речь в § 21, не могли ожидать для себя в будущем ничего особенно хорошего. Особенно плохо пришлось крестьянам в центральных губерниях. Из них 11½% крестьянского населения всех разрядов оказались в этом районе необеспеченными землею, т. е. получили меньше 2 дес. на душу, а 54% обеспечены скудно (получили надел ниже 4 десятин на душу). Всего лишь ⅓ (34½%) крестьян получила достаточные наделы.⁴*

Таким образом, в самом начале “новой свободной жизни” экономическая сила “основного”, земледельческого класса уже была в корне подорвана. Но это было только началом дела. За ним шло дальнейшее истощение земледельческого класса посредством выкупных платежей, о тяжести которых уже было сказано выше, и, наконец, развитие все большего и большего малоземелья вследствие естественного размножения населения. Интересно, что, как показывают также цифры, перед самым освобождением размножение крепостного народа не только шло медленно, но одно время приостановилось и даже пошло на убыль.⁵* Этот факт лишний раз показывает, как гибельно стал, в конце концов, отражаться крепостной строй даже на численности населения, ведя это последнее к вымиранию. Картина изменилась лишь после освобождения, когда население стало быстро возрастать, к тому же — всего быстрее именно в тех местностях, где наделы были больше, а медленнее там, где они были меньше.⁶*

С размножением населения, естественно, началось и все большее и большее дробление земель, что видно из следующей таблицы. Средний надел на 1 душу мужского пола крестьян без разрядов в разных районах был таков:

К 1905 г. малоземелье крестьянское обострилось еще более, и число безземельных хозяйства достигло огромного процента (14,9%), число же с недостаточными наделами превысило и это последнее (19,7). Это видно из следующих цифр:

Из этого видно, что на многие миллионы крестьянского земледельческого населения существует не более 200.000 счастливцев-крестьян, имеющих свыше 50 десятин земли, да и эти крестьяне, надо полагать, должны быть отнесены, в большинстве случаев, к числу кулаков и мироедов. Всем же прочим рассчитывать на землю, как на главный источник не прозябания, а действительного благосостояния, не приходится. Таким образом, земледельческий класс, несущий на себе все прочие классы, находится в самых неблагоприятных условиях по отношению к главному источнику своего дохода, не говоря уже о том, что этот последний, затем, уходя от него, распределяется в виде ренты и % между владельцами земли и капиталов.

__________

¹* Очерки по экономической географии, стр. 71. Таблица эта взята из его книги.

²* “Комиссия об оскудении центра”. Так для краткости называется, “Комиссия по исследованию вопроса о движении благосостояния сельского населения среднеземледельческих губерний сравнительно с другими местностями Европейской России» 1902 г.

³* Проф. Ходский. Земля и земледелец. Т. I, стр. 243.

⁴* Иванюков. Падение крепостного права. Стр. 315.

⁵* Н. Рубакин. ”Всероссийская разруха”. “Новый журнал для всех”, № 10, 1910 г.

⁶* Ден. Очерки экономической географии, стр. 95. Там же статистическая таблица, это доказывающая.

§ 29. Крестьянство, как арендатор помещичьей земли.

Впрочем, в борьбе за свое существование, земледельческое крестьянство делает со своей стороны все возможное, чтобы обеспечить себя землею. Во 1‑хъ — путем распашек, стараясь, таким образом, использовать каждый клочок земли; во 2‑х, путем прикупок земли даже на явно невыгодных и, наконец, явно опасных для себя условиях; в 3‑х — путем аренды земли на столь же невыгодных условиях;. наконец, крестьянство ищет земли и в других краях, даже далеких, будучи готово, ради земли, переселяться хоть на край света. Место не позволяете нам говорить о распашках. Земель, купленных крестьянами, было насчитано уже в 1877 г. 5.753.970 десятин, а в 1905 г. — уже 23.668.975 десятин. Таким способом земледельческое крестьянство увеличило свои владения почти на ⅕ (18,8%). При помощи Крестьянского Банка по 1903 г. им было куплено 6.861.724 десятин. Особенно быстро пошел переход помещичьих земель в крестьянские руки в 1906 г., после аграрных волнений, когда дворяне в 45 губерниях (не считая прибалтийских) предложили Крестьянскому Банку купить у них для продажи крестьянству 7,2 миллиона десятин, из которых крестьяне и купили чрез него около 1 миллиона.¹*

Особенную важность имеет вопрос об арендах. Приарендовывать землю у своих бывших господ, у государства-собственника и у других собственников крестьяне стали вскоре же после 1861 г., особенно те “отрезные земли”, которые при крепостном праве уже находились в их пользовании, но затем, при ”наделении“, были отрезаны, как “превосходившие установленную норму” или “в силу закона об установлении определенного минимума земли за помещиком”. Более или менее полных сведений о размерах вненадельной земли, арендуемой крестьянами, не имеется, но ее, несомненно, очень много. Еще в 1881 г. только в 46 губерниях Европейской России крестьяне арендовали 10.875.881 десятин.²* В конце 90‑х гг. в 47 губерниях было уже арендовано 18.634.500 десятин.³* Но и эта огромная цифра, по исследованию проф. Н. Карышева, гораздо ниже действительности. Проф. Карышев доказывает⁴*, что количество земли, арендуемой крестьянами, составляет около одной трети их надельных и купленных, ими земель (30%). Это значить, что только в 47 губерниях Европейской России находится в аренде 40‑45 миллионов десятин. — Цифра огромная, но для настоящего времени и она ниже действительной. Более ⅔ арендованной земли крестьяне снимают у частных владельцев; кроме того, ими арендуется 3.500.000 десятин земли казенной и 1.737.000 десятин удельной.

Какую же сумму должны ежегодно выплачивать крестьяне-арендаторы за арендованную землю собственникам земли? По приблизительному и самому скромному расчету, эта сумма не менее 100 миллионов руб. ежегодно. Выше было сказано, что огромное большинство частных земель, главным же образом дворянских, обременено долгами и находится в залоге как в банках, так и у частных лиц. В свою очередь, добрая треть этих заложенных имений оказывается в аренде у крестьян, причем и количество арендуемой земли и цены на нее все идут в гору. Так, например, из общего количества заложенной частновладельческой земли в губерниях Европейской России сдавалось в аренду: в 1886‑90 гг. 32% всей заложенной земли, в 1891‑95 гг. 33%, в 1896‑1901 гг. 47%, т. е. почти половина, и в полтора раза больше, чем в 1886‑90 гг. Увеличилось еще быстрее число имений, сдаваемых в аренду: в 1886‑90 гг. таковых было 39%, в 1891‑95 гг. 42%, в 1896‑1901 гг. 51%. Что касается повышения арендных цен, то они почти во всех районах Европейской России быстро идут в гору. В течение первого 25‑летия крестьянской реформы уже происходило крупное возвышение арендных цен,. причем оно усиливалось к центру и достигало большой силы на юге. Но 60‑е годы еще не давали, по-видимому, столь быстрого подъема цен, как 70‑е, а 80‑е оставляют далеко за собой все предыдущие. Неурожаи и падение цен на хлеб временно приостанавливали рост арендных цен, но в дальнейшем они опять поднимались, и остановки в их росте не замечается и до сего дня. “Только исключительно ненормальные отношения между договаривающимися сторонами могут объяснить тот почти невероятный факт, что за 25 лет после освобождения, при полном отсутствии увеличения интенсивности хозяйства, цены упятерились и удесятерились”.⁵* Отсюда уже видно, что сдавать в аренду свои владения — дело более выгодное для землевладельческого класса, чем возиться с собственным хозяйством, и потому дворяне и другие землевладельцы охотно идут навстречу крестьянской земельной нужде — за хорошие арендные цены. Правда, арендуются дворянские имения не только крестьянами, но и кулаками, но и эти последние, в огромном большинстве случаев, переуступают их с большой выгодой для себя тому же малоземельному крестьянству. В результате оказывается, что если земля дает и доход землевладельцу и процент на капитал его кредитору-капиталисту, то лишь потому, что она находится в аренде у земледельческого класса, который работает и на банк, и на владельца, и лишь затем — на себя самого.

__________

¹* Статистика землевладения 1905 г. Цитата у Дена, стр. 91.

²* “Статистический Временник”. Центрального Статистического Комитета М. В. Д. Серия III, вып. 4.

³* Комиссия об оскудении центра.

⁴* Карышев. Крестьянские вненадельные аренды. Дерпт. 1898 г.

⁵* Л. Чермак и А. Дядиченко. Арендные отношения.

§ 30. Переселенческое движение. Крестьянские повинности и платежи.

Что касается до крестьянских переселений, то об их развитии и размерах дают отчетливое представление следующие цифры: всего переселилось в Сибирь с 1885 по 1905 г. 1.520.750 душ обоего пола. За последнее же пятилетие (1906‑1910 г. включительно) число переселенцев и ходоков, перешедших за Урал, достигало 2.516.075 душ обоего пола, т. е. увеличилось почти на ⅔:¹*

С 1885 по 1892 гг. — 258.154 душ.

1908 г. (за 5 мес.) — 389.000 душ.

До 1892 г. переселению крестьян в Сибирь, как известно, правительством ставились разные препятствия, так как оно опасалось, что с развитием переселения уменьшится в деревне число рабочих рук, ищущих постоянного заработка, и вследствие этого землевладельческий класс останется без дешевых наемных рабочих. С проведением Сибирской железной дороги препятствий переселенческому движению стало меньше, так как это убыточное предприятие заставило не слишком считаться и с землевладельческими нуждами; но летом 1896 г., в виду сильного увеличения числа переселенцев, выдача разрешений на переселение была снова приостановлена, а пониженная плата за провоз по железным дорогам, только что перед тем установленная, отменена. В годы русско-японской войны переселение сильно замедлилось, как и в 1905 г., когда крестьянство надеялось на лучшее будущее и у себя на родине. Как известно, в 1906 г. правительство, в видах явного и слишком обострившегося малоземелья крестьян, предложило им, для борьбы с этим последствием освобождения и связанных с ним выкупных платежей, во 1‑х, приобретать земли на свои средства, через Крестьянский Банк, во 2‑х, переселяться за Урал, для облегчения чего и были вновь предоставлены некоторые льготы. В результате, переселенческое движение в 1906 г. снова усилилось, выразившись цифрою в 200.000 чел. Но оказалось, что Сибирь не так уже многоземельна, чтобы утолить земельный голод все беднеющего и все размножающегося крестьянства, и не в силах не только питать, но даже и приютить миллионы переселенцев, которым нечем жить и в России.²* Больше половины всех ее переселенцев в Сибирь вышли из следующих семи губерний: Полтавской, Курской, Черниговской, Тамбовской, Воронежской, Орловской, Харьковской, затем из губерний: Самарской, Могилевской, Вятской, Витебской, Пензенской, Пермской, Саратовской, Рязанской, Екатеринославской. Эти губернии дали больше четверти всех переселенцев, остальные же 34 всего лишь ⅕. О некоторых условиях переселения дают понятие следующие цифры. По расчету правительства, пособие на каждую переселенческую семью должно бы быть не ниже 200 руб. Размер казенной ссуды, выдававшейся переселенцам за трехлетие 1897‑99 гг., составлял всего лишь 87 руб. на семью, в 1900‑1902 гг. — 83 руб., в 1903 г. — 27 руб. Таким образом, переселяться могло, безопасно для себя, при таких условиях лишь крестьянство более или менее зажиточное и до переселения: что касается бедноты, особенно нуждающейся в земле, то она, отправляясь в путь, заранее должна была обрекать себя на бедствия и страдания. С 1893 г. по 1903 г. правительство расходовало на переселенцев всего лишь по 1.656.088 руб. на десятки и даже сотни тысяч их, т. е. в 10 раз меньше, чем на пенсии отставным генералам. На подготовку земельных участков для переселенцев до 1892 г. правительство расходовало всего лишь 40.000 руб., после 1892 г., в среднем, по 472.991 руб. в 1907 г. — 701.281 руб., в 1909 г. — 1.317.227 руб., в 1910 г. — 1.409.944 руб.³* Из числа переселенцев, как известно, многие вернулись обратно на свои места, нищие и разоренные еще более, чем прежде, а именно за 1894‑1903 г. — около 165.920 чел.⁴*

__________

¹* Обзор переселений и землеустройство за Уралом за 1906‑1911 гг. СПб, 1912, стр. 2.

²* Следует отметить, что наделение землею переселенцев за последнее время стало сопровождаться отобранием земель у других “граждан” Росс. Империи, например, киргизов. За последние 3 года (1909‑11) было запроектировано в надел 6.763.100 десятин, которыми земельная нужда переселенческой волны все же не удовлетворена. См. А. Кауфман. Переселение.

³* Обзор переселений, СПб, 1912 г. стр. 63.

⁴* Переселения в Сибирь. Изд. Главного Переселенческого Управления 1906 г.

§ 31. Земельные платежи и земельные доходы крестьян.

Цифры, приведенные в предыдущих §§, рисуют не только современное положение земледельческого класса, но и экономическое значение освободительной реформы 1861 г. “Особенно важными и прискорбными последствиями отрицательных сторон этой реформы, — говорит проф. Мануйлов, — независимо от тяжелых условий выкупа земли бывшими крепостными, явились: лишение значительного числа крестьян отрезных земель, входивших раньше в состав их хозяйств; создание разряда дарственников, составляющая в настоящее время особенно бедствующую часть, крестьянского населения, и устранение от земли некоторых довольно многочисленных категорий сельских обывателей, образовавших особый класс безземельных”.¹* Как известно, реформа 1861 г. была проведена под сильным давлением землевладельческого класса, и благодаря его участию в правительстве и законодательстве, как показывает история падения крепостного права²*, влияние этого последнего класса сказалось и в высокой норме выкупных платежей, и в уменьшении наделов, и в образовании разряда „дарственников» и безземельных дворовых, наконец — в стеснительном крестьянском законодательстве, создающем над земледельческим крестьянством своего рода опеку, не только юридическую, но и экономическую. При недостаточности земли, как основного орудия производства, на крестьянстве до сих пор лежать платежи, размеры которых определяются в миллиардах. Еще 40 лет тому назад, по данным, собранным сельскохозяйственной комиссией 1872 г., платежи, падавшие на крестьянские земли, “оказались не только неравномерными, но и чрезмерными”. Сборы всяких наименований, взимавшееся еще в то время с земель и с сельских обывателей (крестьян и не крестьян), составляли:

Из этой суммы приходилось на земли частных владельцев (около 90 миллионов десятин) всего лишь 13 миллионов рублей без малого, или, в среднем, менее 14½ копеек с десятины. В то же самое время на крестьянскую землю (105 миллионов десятин) приходилось более 95½ коп. с каждой десятины, т. е. в 7 раз больше. Кроме того, разных личных сборов шло с крестьян по 4 руб. 45 коп. с ревизской души. Та же правительственная комиссия высчитала, что платежи государственных и удельных крестьян в 37 губерниях (не считая западных) составляли 92,75% чистого дохода с земли, т. е. почти весь доход с нее, созданный трудами крестьянских рабочих рук, шел в карманы других общественных классов, на прожитие же самих работников оставалось всего лишь 7,25% того, что наработано. Но еще хуже обстояло дело с бывшими помещичьими крестьянами: платежи их составляли 198,25% их дохода с земли, т. е. почти в два раза больше, чем сколько давала им земля и вложенный в нее; крестьянский труд. Эти недостающие 98,25% крестьяне еще 40 лет тому назад должны были добывать где-либо на стороне. Но для некоторых губерний дело обстояло, по исследованию проф. Янсона, еще того хуже! Например, в Новороссийской губ. платежи с каждой десятины земли для, крестьян, получивших малые наделы, составляли по отношению к доходности ее: для крестьян-собственников — до 275%, для временно обязанных — до 565%. В царствование Александра II с крестьян взимались: подушная подать, общественный сбор (с бывших государственных крестьян), государственный земской сбор, оброчная подать, земские сборы, выкупные платежи; на них же почти целиком падали акцизы питейный и соляной. По вычислению правительственной “Податной комиссии”, относящейся приблизительно к тому же времени, как и “Сельскохозяйственная”, от исправного поступления этих сборов зависели 56% государственных доходов, т. е. более половины их давало крестьянство. Для 80‑х гг. это отношение, если не возросло (благодаря некоторому уменьшению специально крестьянских платежей), то, во всяком случае, не уменьшилось. Как известно, в государственном, постоянно нарастающем бюджете, один отменяемый сбор всегда заменяется другим и даже другими По данным земской статистики, относящимся к 123 уездам Европейской России, из общей массы крестьянских платежей в казну поступают две трети, остальная треть представляет общественные сборы, а именно земский сбор (14,6%), волостной (6,5%), сельский мирской (12,3%), причем значительнейшая часть мирских расходов (более ¾ волостных и около ½ сельских) идет на такие потребности, которые отнюдь не могут считаться специально или исключительно крестьянскими. Кроме того, на крестьянах лежит целый ряд повинностей натурой.³* Таким образом, положение крестьянского земледельческого класса, в конечном итоге, характеризуется, во-первых, недостатком земли; как главнейшего орудия производства, и во-вторых — непомерно высокими повинностями.

Было бы чрезвычайно интересно и важно выразить цифрами и доходность земель, поливаемых крестьянским потом. К сожалению, общих и полных данных об этом не имеется. Комиссиею об оскудении центра собраны данные лишь о 273 уездах 27 губерний Европейской России, главным образом — земской статистики, относящиеся к разным моментам новейшей истории русского крестьянства (1877‑1901 гг.). Тем не менее, и эти данные представляют несомненный интерес. Всего облагаемой надельной земли в этих 27 губерниях числится 72.786,500 десятин, которые распределяются по угодьям следующим образом: на пашни приходится 60,9%, на покосы — 13,4 процента, на остальные угодья — 25,7%. Средняя валовая доходность одной десятины пашни для 27 губерний равняется 11 руб. 78 коп., издержки же сельскохозяйственного производства — 7 руб. 65 коп. По отдельным губерниям валовая доходность десятины пашни колеблется от 8 руб. 08 коп. до 21 руб. 88 коп., а издержки производства — от 5 руб. 38 коп. до 14 руб. 06 коп. Чистая доходность десятины пашни, в среднем, для 27 губерний выражается всего лишь в 4 руб. 13 коп., испытывая колебания по отдельным губерниям между 7 руб. 82 коп. и 1 руб. 72 коп. и достигая максимума в Санкт-Петербургской губернии (7 руб. 82 коп.) и в Тамбовской (6 руб. 93 коп.), Курской (6 руб. 29 коп.) и Орловской (6 руб. 23 коп.). Наименьшая доходность наблюдается в Самарской губ. (1 руб. 94 коп.) и Калужской (1 руб. 72 коп.). Из этого видно, что доходность крестьянской надельной земли ничтожна. Посмотрим теперь, какова доходность покосов. В среднем, их валовая доходность для тех же губерний равняется 12 руб. 66 коп., при издержках производства в 4 руб. 02 коп. Чистая доходность покосов оказывается больше, чем у пашни, составляя, в среднем, 8 руб. 64 коп. и колеблясь между 2 руб. 32 коп. (Вятская губ.) и 22 руб. 44 коп. (Воронежская). Валовая доходность и чистая доходность остальных угодий весьма незначительна, выражаясь, в среднем, для 27 губерний всего лишь по 54 копейки и 39 коп. с десятины.

Посмотрим, каковы размеры доходности надельной земли без подразделения на угодья. Оказывается, что, в среднем, валовая доходность для 27 губерний составляет всего лишь 8 руб. 99 коп., тогда как издержки производства, в среднем же, составляют 5 руб. 22 коп. По отдельным губерниям эти величины колеблются для доходности от 6 руб. 05 коп. (Уфимская губ.) до 13 руб. 58 коп. (Московская губ.), а для издержек производства — от 3 руб. 06 коп. (Уфимская губ.) до 8 руб. 29 коп. (Московская). Чистая доходность надельной земли вообще тоже ничтожна. В среднем, она составляет всего лишь 3 руб. 77 коп.; по губерниям же колеблется от 1 руб. 77 коп. до 5 руб. 98 коп. Наибольшего размер, свыше 5 руб. на десятину, она достигает в 4 губерниях средне-земледельческого района: Орловской — 5 руб. 98 коп., Курской — 5 руб. 91 коп., Тамбовской — 5 руб. 88 коп., Воронежской — 5 руб. 06 коп. В остальных губерниях того же района она ниже (в Саратовской, Тульской губ, — по 4 руб. 82 коп. и в Рязанской — 4 руб. 02 коп.). Чистая доходность в Херсонской губ. — 5 руб. 35 коп., Полтавской — 5 руб. 25 коп., Московской — 5 руб. 29 коп., Петербургской — 5 руб. 08 коп. Самый низкий отдел доходности надельной земли (менее 3 рублей на десятину) наблюдается в губерниях Уфимской (2 руб. 99 коп.), Владимирской (2 руб. 46 коп.), Самарской (2 руб. 02 коп.) и Вятской (1 руб. 77 коп.).

Поучительный результат мы наблюдаем, сопоставляя вышеприведенный цифры о столь незначительной чистой доходности крестьянских надельных земель с окладными платежами и повинностями, на этой земле лежащими. При этом оказывается, что окладные платежи и повинности падают на каждую десятину в среднем (в тех же 27 губерниях) в размере 1 руб. 39 коп., составляя здесь 15,4% валовой и 36,8% чистой доходности, получаемой с одной десятины надельной земли. По отдельным губерниям платежи составляют от 5,5 до 27,1% валовой и от 11,0 до 76,0% чистой доходности! Меньше всего платежи и повинности поглощаюсь доход в губерниях: Уфимской (5,5% валового и 11% чистого дохода) и Новгородской (8,8% валового и 18,2% чистого), больше всего в губерниях: Костромской (16,3% вал. и 53,4% чист.), Тульской, Курской и Рязанской (от 24,7‑до 21,7% вал. и 54,1‑70,0% чист.), Калужской (24,6% вал. и 75,5% чист.), Владимирской (18,8% вал. и 76% чист.). В Суздальском уезде Владимирской губернии платежи и повинности равняются чистой доходности, а в 16 уездах, из которых 5 принадлежат к средне-земледельческому, 10 к средне-промышленному и 1 к малороссийскому району, платежи и повинности превышаюсь чистую доходность земли. Например, в Сапожковском уезде Рязанской губернии это превышение оказывается в 292,1% к чистой доходности, а в Чухломском уезде (Костромская губерния) даже 469,6%! Цифры эти, разумеется, говорят сами за себя.⁴*

__________

¹* Аграрный вопрос, стр. 20—21.

²* См. соч. Иванюкова, А. Корнилова, сб. “Великая реформа”, записки сенатора Н. Соловьева, Джанишева “Эпоха, великих реформ” и др.

³* П. Милюков. Крестьяне. Энциклопедический Словарь Брокгауза-Эфрона, стр. 723.

⁴* Материалы комиссии об оскудении центра, ч. III., стр. 207‑209, СПб. 1903 г.

§ 32. Какие доходы получает крестьянство от подсобных заработков.

Все вышеприведенные цифры и факты уже показываюсь, что земледельческий класс живет в таких условиях, когда огромному большинству его не приходится существовать только от земли, и когда главную надежду приходится возлагать на разные подсобные промыслы и заработки, во-первых — местные и, во-вторых, отхожие. Спрашивается теперь, какова же доходность; этих подсобных заработков? По данным 1900 г. было занято местными и сторонними промыслами в 50 губерниях Европейской России 14,2 миллиона душ, обоего пола т. е., 32% всего крестьянского населения. Другими словами, при современных размерах крестьянского землевладения около ⅓ крестьянства уже не может питаться от земли и, так сказать, отброшено малоземельем в сторону. Таких отброшенных оказывается больше всего в земледельческом районе, затем в средне-промышленном. Как и следовало ожидать больше всего рабочих занято промыслами местными (73%) и меньшая часть их — отхожими (27%). На юге, западе и востоке местные промыслы преобладают над отхожими в большей мере, чем в центре и на севере. По подсчету ”Комиссии об оскудении центра” доходность всех видов промысловых заработков равнялась в начале 1900 г. 1.083.086.000 руб., в том числе отхожих — 202.345.000 руб. (18,6%) и местных — 880.741.000 руб. (81,4%). Интересно, что на одного рабочего в местных промыслах приходится, в среднем, в год всего лишь 85 руб. Но и эта ничтожная цифра на ⅓ больше, чем дают на 1 рабочего промыслы отхожие (53 руб.). Если припомнить, какими мытарствами и страданиями сопровождаются для многих миллионов рабочих отхожие промыслы, то весь ужас этой жалкой цифры становится ясен сам собою. Посмотрим теперь, из каких статей слагается доход от промыслов местных. Оказывается, что наибольшую долю его дают в настоящее время работы на помещика, затем на фабриканта и, наконец, на торговца. Первые выражаются земледельческими заработками, вторые — работой на соседних фабриках и заводах, третьи — кустарным промыслом. Относительные, размеры этих трех видов местных промыслов видны из следующей таблички.

Если принять обычный годовой заработок земледельца за единицу сравнения, то заработок фабрично-заводской на местном промысле окажется в два раза больше, а кустаря — в два раза меньше. Ничтожность тех результатов, которые достигаются вышеприведенными путями, особенно ясно видна, если сопоставить общую сумму сторонних заработков с числом душ обоего пола и всего населения, которое прибегает к таким промыслам притиснутое жизнью к стене. При этом оказывается, что на 1 душу обоего пола всего населения приходится в год лишь 12 руб., т. е. по 1 руб. в месяц, на 1 работника обоего пола 24 руб. и на 1 двор 76 руб. Цифры постыдно низкие. Но это средние цифры как будто стоящие далеко от жизни. А вот другие, более реальные. Нижеследующая табличка показывает, как изменяются размеры сторонних заработков крестьян, смотря по местностям.

Цифры эти говорят сами за себя. За последние годы, в общем, они не увеличились, если не считать лишь местным рост их. Но рост местный отнюдь не есть рост повсеместный. Еще поучительнее данные о размерах крестьянских заработков у местных землевладельцев (по посеву хлебов и уборке трав). Сведения эти, собранные тою же Комиссией, относятся к 50 губерниям и к одному 1901 г., но “колебания, — как замечает издание Комиссии, — этих цифр очень малы”: землевладельцы, при современных условиях, еще могут держать заработную плату крестьян более или менее на одном и том же уровне. В 1906‑1907 гг. замечались колебания, но за последние годы снова все “вошло в норму”. Валовая стоимость обработки и уборки частновладельческих посевов в 50 губерниях составляешь приблизительно 313.226.000 руб., в том числе 131.523.000 руб. приходится на долю озимых и 181.703.000 руб. — на долю яровых. Сюда должна бы быть причислена и стоимость таких работ, как вывоз удобрений, затем стоимость культуры картофеля, свекловицы, льна, конопли и т. д., но об этих работах нет данных. Предположительно Комиссия оценивает такого рода работы в 39.720.000 руб. Кроме того сенокосы требуют 34.674.000 руб. Далее, надо считать работы в лесах, садах, бахчах, огородах, по дренажу, корчеванью и т. п. Таким образом, валовой расход по обработке земли, лежащих на частных владельцах, в 50 губерниях равняется приблизительно 500.000.000 руб. Сопоставляя эту цифру с числом наемников-крестьян, принужденных в настоящее время работать на помещика, Комиссия пришла к очень печальному выводу. Высшая норма крестьянского заработка, “даваемого” помещиком, наблюдается в трех южных районах: Новороссийском, Юго-Восточном и Юго-Западном, затем — в Прибалтийском крае и восточных губерниях. Но какова же эта высшая норма, высший доход, получаемый крестьянином-рабочим от помещика? Вот его размеры по данным официальной Комиссии. В среднем, приходится в год на 1 душу этого рода заработка — 3 руб. 80 коп., на 1 рабочего мужского пола 16 руб. 60 коп., на 1 двор — 24 руб. 20 коп. Колебания его: на душу от 4 руб. 10 коп. до 13 руб. 75 коп., на 1 рабочего мужского пола — 17 руб. 30 коп. — 60 руб. 40 коп. и на 1 двор — 24 руб.— 78 руб. 60 коп. Во всех остальных местностях Европ. России размеры крестьянского заработка у помещика ниже среднего. Самый низкий заработок держится в губерниях северо-восточных, средне-промышленных, северных и средне-приволжских. В губ. Архангельской и Вологодской на 1 душу в год приходится от 24 руб. 86 коп. заработка на частных землях, а на двор — от 1 руб. 50 к. до 5 руб. 10 коп. Эти ничтожные цифры объясняются не только тем, что в этих районах очень мало частновладельческих земель, но и тем, что там, где они имеются, заработная плата нищенски ничтожна.

Очень интересно присмотреться к размерам крестьянской заработной платы у помещиков. Об этой стороне дела имеются данные, характеризующие размеры заработной платы с 1891 г. по 1906 г. и по 50 губерниям Европейской России. В среднем выводе для 50 губерний они были таковы: поденная плата работника-мужчины (на своем содержании) оказывается весною круглым счетом всего лишь по 44 коп., летом по 60 коп.; сроковая летняя — 40 руб., годовая — 61 руб. 50 коп., подесятинная — при уборке хлебов 4 руб. 97 коп., при уборке трав — 4 руб. 20 коп. Это — в среднем. В районах же северо-западном, малороссийском и средне-земледельческом — еще ниже, а именно: сроковая летняя 37 руб. 80 коп., годовая — 56 руб. 80 коп. и 53 руб. 40 коп., поденная весною 35 и 36 копеек, поденная летом — 54 и 53 копейки, подесятинная при уборке хлебов 4 руб. 06 коп. и 4 руб. 25 коп. В четырех районах (средне-волжском, Юго-западном, северо-восточном и восточном) заработки крестьян держатся еще на низшем уровне. Здесь они уклоняются вниз от средней нормы (в 50 губ.) — на 24‑38,8% в сроковой летней плате на 17,2%‑28%; в годовой — на 6,8%‑27,3%; в поденной, весной, — на 20%‑21,7% летом и на 3,8%‑10,7% в подесятинной при уборке хлебов. Таким образом, повсюду за­работки крестьян на землях частных владельцев держатся на очень низком уровне, что в достаточной степени говорит, как о нужде работников, так и об обеспеченности работодателей дешевым наемным трудом. Вряд ли картина эта изменится и после превращения значительной части крестьянства в настоящих пролетариев.

§ 33. Крестьянская задолженность.

Но эти цифры еще не выражают собой всей тяжести положения земледельческого класса в том виде, в каком она тяготеет над ним уже десятки лет. Мы еще ничего не говорили о его задолженности, во-первых, местным кулакам и иным заимодавцам, во-вторых, банкам и разным другим кредитным учреждениям, в-третьих, — казне. Вряд ли нужно доказывать, что должники из крестьян нигде и никогда не пользуются льготами и не могут даже рассчитывать на такие льготы, какими окружены должники из других общественных классов. На этой стороне дела стоить остановиться.

О крестьянской задолженности разным деревенским кулакам чрезвычайно интересные статистические данные сообщает В. И. Благовещенский¹*, собравший и разработавший данные одной местной анкеты, произведенной, по его же почину, Уфимским отделением Московского Общества сельского хозяйства. Исследование показывает, что при краткосрочных, не более как на 1‑2 месяца, займах крестьянскому населению приходится платить, в среднем, по 9,7% в месяц, т. е., 116,4% в год. По данным департамента окладных сборов, крестьяне Касимовского уезда (Рязанской губ.) платят по месячным займам от 120 до 180% в год. При займах, чтобы “перевернуться”, под давлением крайней необходимости, они платят, в среднем, по 5,7% в неделю, т. е. 296,4% годовых. В Уфимской губ. Выяснилось на суде, что при нужде платились и по 30% в неделю, т. е. 1560% в год. Местным судьей было установлено на суде целым рядом свидетельских показаний, что с башкир иногда бралось по 1200% в год, а в некоторых местах и по 2600% в год. В неурожайные годы % повышается: при годовых займах с 21,5% в обыкновенные годы до 36,1%, в среднем, а при месячных с 9,7% до 13,6%. В годы урожайные % понижается для годовых займов до 13,8% и месячных до 5,4% (и то выходит, таким образом, 64,8% в год). Это при денежных займах. Но еще тяжелее условия кредита натурой: за каждый взятый в долг пуд хлеба, до 4 пудов (до 300°%), в среднем, около 100%. Еще тяжелее условия кредита под отработку. В среднем, натуральные займы производятся на срок от 3‑6 месяцев. За это время, тоже в среднем, за каждый занятый пуд, голодному крестьянину приходится платить 35,6 фунтов хлеба в вид процентов. При стоимости хлеба в 40 коп. это выходить 24,7% в месяц, т. е. почти вдвое больше, чем при денежных займах (13,6%). При займах же за отработки % выходить не менее 36% в месяц, т. е., на каждый занятый рубль приходится отдавать кредитору на 4 руб. 32 коп. своего труда. Но и это еще не все. К этими платежам в пользу деревенских капиталистов необходимо прибавить еще платежи неустоек (в среднем рубль на рубль).

Кроме того, надо еще считать в случае неисправных платежей и пропажу обеспечения, которое иногда требуется кредитором. Лишь за самые последние годы стало довольно быстро увеличиваться число деревенских кредитных товариществ, сильно облегчающих условия мелкого сельского кредита. Но и их число сравнительно с 600.000 населенных мест России, чрезвычайно ничтожно: в 1904 г. их было 306, в 1905 г. — 536, в 1906 г. — 773, в 1908 г. — 1129, в 1909 г. — 2691, в 1910 г. — 4050.²* Кроме того, к учреждениям мелкого кредита относятся еще ссудо-сберегательные товарищества (1476 в 1909 г.). В настоящее время, на всю России в них всего лишь около 600.000 членов, крестьян в том же числе лишь немного более половины (51,8%). Впрочем, прилив крестьян в члены кредитных товариществ все увеличивается, достигая в некоторых губерниях (Новгородской, Нижегородской) 92,7%.

На землях, принадлежащих крестьянским товариществам и обществам, как и других частновладельческих, лежат тоже долги банкам. По 1 января 1904 г. Крестьянским Банком выдано было под залог 122,997 десятин крестьянских земель, 1.291 ссуда на сумму 6.173.098 руб., в том числе 66 сельским обществам (под залог 22.312 десятин), 704 товариществам (под залог 90.470 десятин), и 522 отдельным домохозяевам (под залог 10.215 десятин). К ноябрю 1905 г. ссуда эта увеличилась до 7.250.893 руб. Это на всю Россию. Далее, на крестьянах, покупавших землю- через Крестьянский Банк, лежат еще и те ссуды, которые выданы им Банком не под залог, а на покупку земли, а именно, с 1883 по 3 Ноября 1905 г. — 487.370.845 руб., с 3 ноября 1903 г. по 1 мая 1908 г. 196.600.890 руб.

Далее, как уже было сказано в § 21, на крестьянах до сих пор еще лежат кое-какие долги по выкупным платежам, а именно недоимки по их долгам, сделанные ими до “отмены” этих платежей в 1905 г. Разумеется, за все эти ссуды приходится платить % все из тех же земельных доходов, не смотря на то, что количество земли, главнейшего источника всех крестьянских доходов, приходящееся на душу, все сокращается и сокращается с увеличением населения.

Но платежи, лежащие на земле, отнюдь еще не исчерпываются тем, что сказано выше. Земля должна давать деньги, во-первых, на уплату государственного поземельного налога, во-вторых, на уплату земских сборов, в-третьих, на уплату мирских сборов. Все эти сборы считаются миллионами, и о размерах их дают возможность судить следующие цифры, правда, устаревшие, но, во всяком случае, такие, которые ниже действительности. С 128¼ миллионов десятин крестьянской земли, в 1897 г. платилось:

Это выходит, круглым счетом, по 63,1 коп. с десятины. Но если прибавить к этой сумме выкупные платежи, которые исчислены были в том же году огромной суммой в 92.300.000 руб., то на каждой надельной десятине крестьянской земли, лежал платеж в 1 руб. 35 коп. Интересно сравнить эту, как будто и не слишком обременительную цифру с тою, которую в то же , самое время платили за свою землю частные владельцы, среди которых, как мы видели, наиболее крупным является дворянство, сосредоточивающее в своих руках больше земли, чем все другие частные владельцы. Со 101.721.000 дес. частновладельческой земли платилось:

Это выходит, круглым счетом, по 20 коп. с десятины, т. е., в шесть с половиной раз меньше, чем сколько платило налогов за свои земли крестьянство. В 1872 г. на частновладельческой земле лежали платежи по 14½ копеек с десятины; на крестьянской 95½ коп. Правительственная “Податная комиссия” 1872 г. высчитала, что платежи государственных и удельных крестьян, в 37 губерниях, не считая западных, составляли 92,75% чистого дохода с земли, а платежи бывших помещичьих — 198,25%. Другими словами, земля не выносила того, что на нее было наложено еще в 1872 г. К 1897 г., как видно из сравнения данных, положение дел изменилось в сторону, еще менее выгодную для крестьян. Цифры эти представляют из себя, так сказать, философское резюме всех предыдущих страниц, посвященных характеристике земледельческого класса.

В 1891 г. приходилось на 1 десятину крестьянской земли 1 руб. 33 коп. всяких платежей, а на 1 десятину помещичьей — 20 коп. — причем на крестьянстве лежало 114 мил. недоимок, а на землевладельческом классе — 11 миллионов. В 1899 г. крестьянин платил уже 1 руб. 51 коп. и стонал под бременем 159 мил. недоимок, тогда как землевладелец платил по прежнему 20 коп. с десятины и по прежнему за ним числилось на 11 мил. недоимок.

__________

¹* Мелкий кредит в деревне. Изд. “Вестника сельского хозяйства”, журнала Московского Общества сельского хозяйства. М. 1906 г.

²* Финн-Енотаевский. Современное хозяйство России, — стр. 449 (на основании данных управления по делам мелкого кредита). — Тотомианц. Кредитные кооперации в России. “Современный Мир” 1910 г, № 6, стр. 40, дает другие цифры.

§ 34. Типы крестьянского землевладения — общинный и подворный; их относительная распро­страненность. Их судьбы и закон 9 ноября 1906 г.

Как известно, крестьянское землевладение бывает двух главных типов, — во-первых, подворное, во-вторых, общинное. В первом случае земля принадлежит отдельным домохозяевам, членам общины, и переходит от них по наследству от отца к сыну, община же не может ни уменьшить отдельных владений, ни заменить одних участков, входящих, в состав общины, другими, ее же участками. Что касается до землевладения общинного, то в этом случае земля принадлежит всей общине, отдельные же члены этой последней имеют известные права лишь на пользование землею. Община, говорит К. Качоровский, это ни что иное, как союз крестьянских семей, которые владеют землею сообща, и при том не иначе, как уравнительно. В общине никому в отдельности не дано права распоряжаться ни одним клочком земли. Ею распоряжается весь союз, все общество, вся община, собравшись на сходе; здесь за какие дела соберется голосов больше, то и решено. Сход, “мир” — полный хозяин земли. В руках мира и другое право, — право пользоваться общинною землею. Это значить, что община можешь часть своей земли или всю ее и обрабатывать всем миром, сообща, как одна родная семья, а плоды этого общего труда делить между членами общины уравнительно. Впрочем, обыкновенно, при общинных порядках крестьяне пользуются сообща, всем миром, только одними выгонами, и иногда сенокосами, еще реже — лесом. Право же пользоваться всеми прочими угодьями оставляется за каждой крестьянской семьей в отдельности. Но и отдельные крестьяне не бесправны перед сходом. Каждый член общины имеет право требовать, чтобы ему было дано сходом в пользование ровно столько земли, сколько приходится на его долю, по уравнительному разделу ее между всеми членами общины. Значить, каждый крестьянин-общинник имеет одинаковое, равное со всеми прочими право на пользование общинной землею. Уважая это право, сход и уравнивает мирскую землю между членами общины тем способом, который большинство членов схода признает наилучшим. Способы уравнения земли в разные времена и в разных местностях бывают очень различны. При многоземельи уравнение земли совершается сначала путем захвата еще незанятых участков, потом — посредством отвода участков по мирскому приговору. С “утеснением” же в земле, уравнение земли требуешь передела ее по душам. В настоящее время почти во всех местах коренной Европейской России общины употребляют для уравнения земли переделы. “В мире, как в море, говорят крестьяне, — люди умирают и нарождаются, соответственно этому и земля должна переделяться”¹*, перераспределяться, смотря по количеству работников, желающих иметь ее в своем пользовании. Характернейшей чертою русского крестьянского общинного землевладения, несомненно, являются переделы, которые община устраивает для восстановления нарушенного соответствия между числом работников и количеством земли, находящейся в ее распоряжении, причем “вся общинная земля объединяется на время передела в одну массу, как общую, всем общинникам принадлежащую собственность, за тем производится новый раздел ее в соответствии с изменившимися обстоятельствами. Количество земли, находящейся в пользовании отдельных хозяйств, при каждом переделе можешь изменяться, то увеличиваясь, то уменьшаясь. Земля при этом не переходить по наследству от родителей к детям, но распределяется общиной снова”. Из этой организации видно, какое громадное значение она имеет, с одной стороны, — для борьбы с крестьянским обезземелением и с нарастанием пролетариата, с другой. Вряд ли нужно доказывать, что, относясь к земле, как общественной собственности, которою можно лишь пользоваться, но не владеть, общинник крестьянин, как это еще в 70‑х гг. отметил известный французский ученый А. Леруа-Волье, уже в настоящее время не чужд идее коллективизма и социализма.²* Русская общественная мысль отметила эту тенденцию русского крестьянства еще за много раньше, и в то время, как помещичья пария эпохи крестьянского освобождения добивалась уничтожения общины, Н. Чернышевский, А. Герцен и многие другие горячо отстаивали ее. Тот же спор за и против общины продолжался и в 70‑х и в 80‑х гг., и, тогда как социалисты-народники видели в ней переходную ступень к социализму, либералы, не разделявшие их социалистических идей, высказывались против общины. В 90 гг. появились новые течения против общины в лице русской социал-демократии. Считая, что переход к социалистическому строю возможен лишь при участии пролетариата и путем лишь его борьбы против капиталистов, и что пролетариат получит развитее лишь при обезземелении одной части крестьянства в пользу другой, социал-демократическая мысль относилась к этому обезземелению не только не отрицательно, но и признавала в нем очень существенные положительные стороны, в смысле скорейшего перехода к будущему, более справедливому строю. Крестьянское общинное владение рассматривалось при этом как форма, которая почти отжила свой век, и потому должна неизбежно, даже сама собою, разрушиться и замениться частной земельной собственностью, лучшее же будущее может наступить лишь после прохождения через эту последнюю форму. Совсем с другой точки зрения относились отрицательно к общине такие люди, как гр. Воронцов-Дашков, один из деятелей эпохи Александра III, игравший тогда важную закулисную роль. В своей записке, поданной Александру III в 1893 г., Воронцов-Дашков настаивал на скорейшем искусственном разрушении общины при помощи правительственных предприятий, доказывая, что “в России бунт и революция должны выйти именно из крестьянства, тесно сплачиваемого миром и сознающего в нем свою силу”. Те же идеи бродили, не переставая и в помещичьей среде, особенно в среде крупных собственников, и за последние годы нашли свое выражение в Совете объединенного дворянства, в состав которого входил, как известно, и В. Гурко, сыгравший столь важную роль вместе с П. А. Столыпиным, в составлении и проведении закона 9 Ноября 1906 г. по 87 статье, как такой меры, которая только              и может положить конец социалистическим тенденциям русского крестьянства, разрушив их оплот — общину, мир. Посмотрим, как выразилась в цифрах история общины за последние 40 лет.

В 1877‑78 гг. в 49 губерниях Европейской России состояло земли в пользовании:

Таким образом, у всех главнейших разрядов крестьян преобладало землевладение общинное, и больше всего у крестьян бывших государственных и удельных. В 1905 г. картина изменилась таким образом: в 50 губерниях Европейской России количество общинных земель увеличилось до 87.996.000 дес., земель же, находящихся в подворном владении, всего лишь до 22.317,000 десятин. Другими словами, насколько можно сравнивать данные этих обоих лет, земля, перешедшая за это время в руки земледельческого крестьянства (даже принимая в расчет, что для одной губернии мы не имеем за 1877‑78 г. статистических данных), стали собственностью общинною. В процентном отношении общинные владения тоже выросли. В общей площади надельной земли в 1905 г. приходилось на земли общинные 81%, и 19% на подворные. Общинное владение распространено было сплошь почти во всей Великороссии и Новороссии, подворное же в прибалтийских и западных губерниях, исключая Могилевскую и Витебскую, где рядом с ним встречается и общинное владение, а затем в губерниях малороссийских (главным образом, Полтавской, а также и других) и в Бессарабской. В Великороссии и Новороссии подворное владение встречается у государственных, крестьян двух областей: 1) черноземной (гл. обр., в губерниях Курской, Орловской и Тульской, но, в меньшей только мере, и в других губерниях³*, 2) в гораздо меньшей, в губерниях Таврической и Херсонской. Интересно, что даже иностранные колонисты перешли в России в некоторых местах к общинному владению. Подворное владение было когда-то гораздо более распространено в северных губерниях, теперь же там остатки его совсем ничтожны.⁴* В настоящее время, как известно, во всей России ведется правительством искусственное разрушение общины, совершающееся при деятельном участии, законосообразном и даже не законосообразном, всех правительственных властей и учреждений, и при помощи циркуляров как явных, так и тайных, община, спасавшая от обезземеливания слабейшие элементы деревни, заменяется искусственным насаждением подворного и хуторского хозяйства, поддерживаемая даже пособиями и льготами, идущими из средств казны, в целях укрепления сильнейших элементов деревни. Что касается до слабых, им милостиво предоставлено обезземеливаться и убираться из деревни на все четыре стороны. Судя по официальным отчетам, правда, раздутым и разукрашенным, за 4½ года, прошедшие после издания указа 9 ноября, подано было 2.116.600 заявлений о выходе из общины. Всего считается в Европейской России 9,2 миллионов общинников. По отношению к общему числу общинников, это составляешь 23%. Но далеко не все подавшие заявления укрепляют за собою землю в частную собственность. Многие берут эти заявления и обратно, что, впрочем, с другой стороны, им “не разрешается” или, если и допускается, то этому все-таки создаются искусственные, официальные препятствия. Тем не менее, из всех подавших заявления о выходе из общины, укрепили за собою землю в частную собственность по 1 апреля 1911 г. 1.500.100 дворов с 10.942.000 десятин. На такое количество уменьшилось и количество общинных земель. “Если выделение из общины пойдет и дальше таким же темпом, говорит известный исследователь Н. Огановский, община через 20 лет должна исчезнуть с лица русской земли, и русский “мир”, столь отличающий наши земельные порядки от западноевропейских, сделается ископаемой древностью”. Впрочем, не все говорит за то, что темп разрушения общины не замедлится, т. к. с 1908 г. уже замечается его ослабление. Это видно из нижеследующей таблички того же исследователя. В среднем, за месяц подано заявлений:

Подобную же убыль констатируют даже официальные отчеты, “если не в общих итогах, то по отдельным губерниям, не только в числе заявлений о выделе, но и в числе окончательно укрепившихся и даже в числе выделившихся к одному месту”. По общим отзывам исследователей и наблюдателей, официальная статистика успехов разрушения земельной общины внушает к себе даже особенное недоверие, т. к. цель ее — доказать благотворность разрушения общины для того, чтобы 130.000 помещиков, насчитанных П. А. Столыпиным, могли спать спокойно, даже не упуская из рук своих родовых имений, благоприобретенных путем пожалований, т. е., не продавая свои земли по хорошей цене через Крестьянский банк, не обменивая земельную ренту на купоны. Интересно присмотреться, как пошло в переживаемую русским крестьянством историческую эпоху разрушение общины по районам. Первыми бросились на выдел, как это видно по офиц. отчету, крестьяне юго-восточных губерний, т. е., того района, который уже пережил период переложного земледелия, но где еще не вполне установилось урегулированное трехполье. До 1908 г. из этого именно района поступила почти половина всех заявлений о выделах. В следующий период, до половины 1909 г., на первое место выступил уже земледельческий центр, откуда было подано 40% всех заявлений. Наконец, с конца 1910 г. и в начале 1911 г. это первенство стал оспаривать центр промышленный. “Казалось бы, говорить тот же исследователь⁵*, что абсолютное количество стремящихся к выделу, захватывая все новые области должно было увеличиться, а между тем, как сейчас было показано, число поданных заявлений резко упало. Очевидно, волна выдела (т. е. разрушения общины), развиваясь вширь, стала терять высоту своего подъема”. Это доказывает следующая табличка. На каждую тысячу общинников в каждой области, ежемесячно, в среднем, подавали заявления о выделе:

Из этой таблички видно, как пошло разрушение общины по областям Европейской России. До второй половины 1909 г. оно росло во всех областях. С этого же момента оно стало повсюду падать. “И чем выше был подъем, тем круче стало падение”. ”В общем, картина выделов, обрисованная вышеприведенной таблицей, говорит Н. Огановский в своей прекрасной, основательной статье, — если исключить западные губернии, где история общины была совершенно иной, чем в остальной России, напоминаете поверхность пруда, в один из углов которого бросили большой камень: вокруг этого места на юго-востоке поднялась большая волна. Эта волна несколько позже достигла середины пруда. Здесь уже она, естественно, оказалась меньших размеров. И чем далее от места падения камня, тем волны эти становились все меньше и почти замирали в противоположном углу, на северо-востоке”. “Камень, закон 9 Ноября, брошенный в общину из Петербургских сфер, салонов и канцелярий, вызвал максимальную волну разрушения общины, как раз в противоположном углу России — в многоземельных областях самого экстенсивного хозяйства, где так еще недавно царило переложное земледелие и захватное право, где общинные традиции не могли сложиться в крепкую и стройную организацию просто потому, что территория этих областей заселена, более или менее плотно, только несколько десятков лет тому назад. Очевидно, что наибольший успех закона 9 Ноября в самых экстенсивных областях никоим образом не оправдал намерений правительства, предпринявшего (на словах) разрушение общины (якобы) с целью расчистить путь земледельческому прогрессу”. “Не осуществляется”, говорить тот же исследователь, и “политическая задача (разрушение общины) и выдел из нее крепких и сильных элементов деревни”: выделяться из общины стали прежде всего не дворы сильные, многоземельные, а напротив, такие, у которых земли меньше, т. е. ниже среднего размера общинного надела. Например, на юге в юго-востоке Европейской России средний размер общинного надела считается в 13,4 десятин. А выделились здесь из общины такие дворы, в которых, в среднем, имеется всего лишь по 9,4 дес. (почти в 1½ раза меньше). То же и в других районах. Хозяев же, стремящихся выйти из общины только для того, чтобы свести свои участи на хутора и отруба, очень немного: к 1911 г. было подано заявлений о единоличном землеустройстве всего лишь от 730.000 общинников. Но две трети их относится к целым селениям, которые в общий счет новых хуторян входить не могут. Исключив эти ⅔, находим, что на 2 миллиона заявлений о выделе приводилось в 1911 г., круглым счетом, только 260.000 заявлений о землеустройстве, иначе говоря, — только одна восьмая укрепляющихся стремится, в дальнейшем к самостоятельному хозяйству на хуторах и отрубах. Остальные же ⅔ принадлежать почти сплошь к малоземельным. По анкете, произведенной Московским Сельскохозяйственным обществом, оказывается, что большинство выделяется с целью продавать свои наделы. Таким образом, это большинство, при помощи закона 9 Ноября, обезземеливается, и вряд ли можно сомневаться, читая чуть не каждый день корреспонденции во всех газетах и из разных мест, что это обезземеливание малоземельных идет в настоящее время по всей Руси. Интересно было бы присмотреться, насколько велики его размеры. Официальный отчет сообщает, что к 1 марта 1910 г. из 1.350.000 укрепивших свою землю продало ее 129.000 дворов (менее 10%), С официальным отчетом несогласны другие отчеты, официозные, сообщающие целый ряд фактов, что обезземеление крестьянства идет гораздо быстрее”. “Количество продажи укрепленных наделов очень велико”, сообщает отчет Харьковской землеустроительной комиссии (1910 г.). То же читаем и в других отчетах. Правительственные же данные свидетельствуют, что обезземеление земледельческого класса за последние годы стало совершаться все быстрее. Так, например., к 1 августа 1908 г. было продано лишь 18.400 надельных участков, а за 18 месяцев 1910‑11 гг. уже 111.000, т. е. вшестеро больше. “Необходимо предположить, говорить Н. Огановский, что большинство малоземельных выделяются из общин с целью продажи своей земли”. А отсюда следует, что благодаря закону 9 Ноября 1905 г. русский пролетариат растет, крестьянство же обезземеливается.

Интересно теперь присмотреться поближе к разным группам крестьян, которые же из них раньше других освобождаются из под “власти земли”, превращаясь в пролетариев. Оказывается, что собирающихся продать и продающих укрепленные за ними наделы можно разделить на следующие категории: 1)на городских жителей, ремесленников и рабочих и т. п., давно отставших от земли и пользующихся удобным случаем для более или менее выгодной ликвидации своего права на надельную землю, 2) на захудалые хозяйства физически неспособных лиц (например, вдов, бобылей, сирот), каких, по земским статистическим данным, в деревне до 8%. Такие элементы, даже и считаясь членами общины, по большей части, не ведут своего хозяйства, наделы же свои сдают в аренд. А так как общество может отнять у таких членов общины землю и даром, то им выгоднее продать ее, не дожидаясь передела. 3) на переселенцев, т. е. тех, кто вообще продает свои земли в одном месте, чтобы приобрести в другом.⁶* Из этого видно, что разрушение общины не оправдывает и ожиданий правительства. Из общины выходят не те “крепкие и сильные”, на политическую поддержку которых против массы общинников, не признающих собственности на землю, оно рассчитывает, а как раз напротив, — уходят слабые, малоземельные слои, которые и без того не имели глубоких корней в деревне и которые большую часть средств существования добывали не земледелием, а сторонними заработками”. Навстречу правительству в его деле разрушения общины, продиктованном самосохранением, идут захудалые и неустойчивые элементы деревни, — их полупролетарские хозяйства смешанного земледельческо-промыслового типа превращаются в чисто пролетарские. Но вряд ли можно сомне­ваться, что и растущий русский пролетариат — вовсе не тот общественный класс, на поддержку которого могут рассчитывать классы землевладельческий и торгово-промышленный, ныне командующие в стране.

Разрушение общины делает еще одно историческое дело: оно обособляет город, городское и фабричное население от деревни; захудалое крестьянство, почти порвавшее связь с землею и проживавшее городскими и фабрично-заводскими заработками, становится окончательно городским. Но нужно ли доказывать, что мечта об обобществлении орудий производства отнюдь не исчезает, ни среди пролетариата по отношению к фабрикам и заводам с их машинами, ни у земледельческого трудового крестьянства по отношению к “матери-кормилице” — земле, которую “Бог создал для всех, как и свет, и воздух, и тепло”? Интересно, что и на хутора выходят не „крепкие и сильные”, а… голодные, рассчитывающие “обернуться хоть временно” на пособие казны, и середняки, которые, при помощи “насаждения хуторов”, превращаются скоро в ту же голытьбу, т. к. и хуторские хозяйства, в огромном большинстве случаев, не прививаются. Таким образом, помогая хуторянам, казна помогает не “сильным и крепким”, а той же голытьбе. Но и пособия действуют далеко не всегда. Хуторяне здесь и там превращаются не в собственников “сильных и крепких”, а в пролетариев, бедняков, хоть и распростившихся с общиной, но зато уж не знающих, “куда им голову склонить”, и вспоминающих, как нечто “прекрасное и минувшее” ту же общину. “С другой стороны, говорит Н. Огановский, и оставшиеся в общине не могут воспользоваться освободившимися наделами, потому что, не имея наличных денежных средств, рядовые крестьяне не в состоянии приобрести эти наделы, и их расхватывают деревенские кулаки, рассчитывая на приток барышей при сдаче в аренду.

Таким образом, разрушение общины, за первые 4½ года существования закона 9 Ноября, не дало удовлетворения ни правительству, ни самим крестьянам, как выделяющимся, так и остающимся в общине: правительству — потому, что оно вовсе не способствовало созданию крепкого и сильного класса самостоятельных производителей, крестьянам же потому, что поземельный мобилизуемый фонд или попадает в руки нуждающихся в земле на условиях, способствующих еще большему разорению и без того захудалых хозяйств, или проходит мимо них, переходя в собственность земельных эксплуататоров”. Из этих последних же мало-помалу вырабатываются новые помещики-землевладельцы, правда, не дворяне, а “свой брат”, но, разумеется, от этого классовая борьба отнюдь не пойдет на убыль. Напротив, — всякое обострение общественных отношений лишь облегчает их понимание широкими массами…

__________

¹* П. Вениаминов. Крестьянская община. Под ред. К. Качоровского, ц. 55 коп. (Прекрасная книжка для первого знакомства с основой и характером общинного землевладения. Еще см. А. Карелина. Общинное владение. Изд. А. Суворина). В. В. Крестьянская община. Его же. Прогрессивные течения в русском крестьянском хозяйстве. Кауфман. Русская община. Качоровский. Русская община. Пешехонов. Указ 9 Ноября 1906 г.

²* L’Empire des tsar et les Russes. II, р. 538‑539.

³* В форме т. наз. четвертного владения.

⁴* Ден, Очерки по экономической географии. ч. I. стр. 101.

⁵* Н. Огановский. Р. Б. 1911 г. М. 10, стр. 143‑145.

⁶* Н. Огановский, Цит. статьи.

§ 35. Пролетариат, его профессиональный состав, численность и распределение по Империи.

Переходим теперь к статистической характеристике следующего общественного класса, а именно, так называемого “четвертого сословия”. Под словом “пролетариат” мы будем понимать, принимая терминологию К. Маркса и Ф. Энгельса¹* “класс современных рабочих, которые могут добывать себе средства к существованию только тогда, когда они находят работу, и которые вынуждены беспрестанно все снова и снова продавать себя, представляя собою товар, подобный всякому другому предмету торговли, и поэтому, будучи так же, как он, подвержен влиянию всех превратностей конкуренции и всех колебаний рынка”. Как известно, в таком самом положении, не смотря на свою, еще не окончательно утерянную связь с землею, находятся миллионы русских фабричных рабочих, — миллионы крестьян, живущие отхожими промыслами, миллионы горожан, живущее разными заработками, и т. д. Самый факт обладания кое-какой земельной и вообще недвижимой собственностью не мешает десяткам миллионов русских крестьян, как, и собственно пролетариев, подходить всецело под определение К. Маркса, — “добывать свои средства к существованию только продажей своего собственного труда”, т. к. собственность их не только ничего не дает им, но и берет от них, и они подвергаются в своих заработках всем превратностям текущих рыночных цен, не имея никакого другого источника пропитания. Вряд ли нужно доказывать, что понятая “пролетарий” и ”рабочий” не вполне совпадают, т. к. пролетарии в иных случаях вовсе не рабочие (есть пролетарии инженеры, литераторы, художники), среди же фабричных рабочих тоже есть собственники, получающие доход (ренту) со своей земли.

Как было отмечено выше, между русскими трудящимся земледельческим крестьянством и пролетариатом собственно существует не только теснейшая связь, но и незаметный переход, и дифференцировка той и другой общественной группы, — это дело еще будущей русской истории. “Какие бы причины ни способствовали преобразованию крестьянина-земледельца в фабричного рабочего, говорит Е. Дементьев²*, но эти специальные рабочие уже существуют. Они только числятся крестьянами, но связаны с деревней лишь податями, которые вносятся ими при перемене паспортов, ибо на самом деле они не имеют в деревне ни хозяйства, ни, сплошь и рядом, даже дома, обыкновенно проданного. Даже право на землю они сохраняют, так сказать, лишь юридически, и беспорядки на многих фабриках в 1885‑86 гг. показали, что эти рабочие сами считают себя совершенно чуждыми деревне, точно так же, как крестьяне деревни, в свою очередь, смотрят на них, потомков своих односельчан, как на чуждых пришельцев. Перед нами, следовательно, уже сформировавшийся класс рабочих, не имеющих своего крова, не имеющих фактически никакой собственности, — класс, ничем не связанный и живущий изо дня в день”. Потому статистические данные, которые мы приводим ниже, не относятся только к чистому пролетариату и, в зависимости от того, какие группы населения мы станем подводить под это понятие, изменяется и подсчет “четвертого сословия” в России. По максимальному подсчету некоторых исследователей, численность данного общественного класса в России еще в 1897 г. доходила до 19.474.080 чел. т. е. до 15,5% всего населения. При переписи 1897 г. показали своим главным источником существования продажу своей рабочей силы всего лишь 9.156.080 чел., в том числе занятых:

В этой табличке подсчет членов семей пролетариата указан лишь приблизительно.⁴* Принимая в расчет естественный прирост населения вообще, а также и никогда не прекращавшееся нарастание самого пролетариата, И. Чернышев приходит к выводу, что в 1906 г. на 142 миллиона населения должно было приходиться около 24 миллионов пролетариата, т. е. 17%. В 1912 г. этот % несомненно еще увеличился. Дальше мы будем говорить, главным образом, держась официальной статистики и исследователей, на нее опирающихся.

По районам империи, 9.156.080 чел. рабочего населения (а по подсчету, приводимому А. Погожевым 9.154.620) распределялись так:

Но цифрами рабочего населения еще не измеряется число собственно пролетариата. К ним необходимо еще прибавить число всех тех, кто входить в составь пролетарских семей. К сожалению, перепись 1897 не дала этой последней цифры, для нас чрезвычайно важной в целях уяснения многочисленности русского пролетариата. Пользуясь данными переписи, И. Чернышев пробовал ее вычислить, составив нижеследующую табличку По семейному положению и вместе с тем по группам занятий, по выкладкам этого автора, наемные рабочие распределялись в 1897 г. так:

Заставляет о себе подумать цифра, означающая число прислуги. Как известно, положение прислуги в Российской империи, не только в глухих углах, но даже и в столицах, до сих пор еще носит отпечаток крепостных отношений, в смысле почти полной беззащитности человеческой личности не только от нравственных, но даже и от физических оскорблений, рассказами о которых пестрят газеты. Только в Европейской России, при переписи было насчитано прислуги 1.647.738 чел., в Польше — 273.484, на Кавказе — 91.180, в Сибири — 70.030, в Средней Азии — 30.203. В это число не входить число денщиков, положение которых, в большинстве случаев, еще ужаснее. Не входить в число рабочих и население тюрем, утилизируемое, как “дешевый труд” для разных государственных предприятий.

Одним из крупных промахов Центрального Статистического Комитета и его невежественного шефа Н. Тройницкого являлось, между прочим, то, что при распределении населения по роду занятий, в одну кучу оказались смешанными и хозяева и рабочие. Правда, по сведениям фабричной инспекции 1903 г., на 15.302 фабриках, о которых были собраны тогда сведения, состояло 33.619 служащих, в том числе 16.434 высших и 17.185 низших, приблизительно, по 2 на каждую фабрику. Но эти числа далеко не полны, т. к. относятся лишь к 92% фабрик, подчиненных надзору фабричной инспекции, которой, как известно, далеко не все фабрики подчинены. Оставляя в стороне прислугу, посмотрим, каков составь рабочего населения по полу и как представители обоих полов распределяются по разным отраслям наемного труда. Это видно из следующей таблички, составленной по данным переписи 1897 г.

Таким образом, число мужчин, живущих наемным трудом, было в 1897 г. почти в четыре раза больше, чем число женщин. Больше всего женский труд находил себе применение в земледелии, меньше всего, — на почте, телеграфе и телефоне. Эта последняя цифра лучше всего вскрывает всю сбивчивость официальной статистики.⁵*. Кто же, например, из Санкт-Петербургских жителей не знает, что даже в одном Петербурге число телефонных барышень было в 1897 г. куда больше, чем 43. Вряд ли можно сомневаться, что сильно преуменьшены и другие цифры, и А. Погожев совершенно прав, говоря, что в точности “определить общую численность рабочих, невозможно”, но “приходится лишь предположить, что она значительно более тех подсчетов, которые сделаны на основании всех имеющихся официальных данных. Очевидно, мелкие и средние промышленные заведения почти вовсе ускользают от регистрации по всем ведомствам”.⁶*

Интересно, что правительство всегда как-то преуменьшало число рабочих в своих официальных изданиях, словно чувствуя к ним какую-то скрытую антипатии. М. М. Федоров общую численность наемных рабочих определял для 1896 г. всего лишь в 2.451.000 человек, а другие исследователи приблизительно около этого же времени, даже в 1.600.000 чел. Но все исследователи единогласно свидетельствуют, что численность населения, живущего наемным трудом, постоянно идет в гору, и “подъем отечественной промышленности”, более или менее искусственно насажденный при помощи не столько русских, сколько иностранных капиталов, отозвался, между прочим и нарастанием пролетарской армии. Рабочих, занятых собственно в фабрично-заводской промышленности (не считая других приложений наемного труда), было насчитано: в 1887 г. — 1.318.048, в 1893 г. — 1.582.904, в 1897 г. — 2.098.262, в 1902 г. — 2.373.419 в 1908 г. —2.718.088 человек.

За это время (по 1912 г.) прирост рабочих, по исчислению проф. М. Туган-Барановского⁷* выразился следующими интересными цифрами:

Одновременно с этим, число железнодорожных рабочих увеличилось с лишком в полтора раза (с 218.077 до 414.152, т. е. на 64%). Общих цифр, рисующих нарастание всех категорий рабочих за более обширный промежуток времени, не имеется. Но есть цифры, ярко обрисовывающие развитие некоторых главнейших отраслей. Более или менее, точной можно считать статистику производств, обложенных акцизом. Следующая табличка рисует нарастание числа рабочих в этих отраслях промышленности, начиная с 60‑х годов XIX ст.

Из этих цифр видно, что за 37 лет число рабочих на фабриках и заводах, обложенных акцизом, увеличилось почти в 4 раза, а из этого следует, в свою очередь, что промышленная рать все растет, и этот рост, продолжается и в настоящее время.

Но эта армия не только растет количественно. Она концентрируется, объединяется большими промышленными предприятиями, — процесс, на котором интересно несколько остановиться. По данным, собранным в 1907 г. фабричными инспекторами и относящимся ко всем предприятиям, которые подчинены надзору фабричной инспекции (а значит, охватывающим далеко не всю промышленность), фабрично-заводские рабочие распределялись по предприятиям разных размеров следующим образом:

 До 20      рабочих имели 5.038 предприятий, на которых работало  59.600 чел.
 21-50      рабочих имели 4.385 предприятий, на которых работало 145.100 чел.
 51-100     рабочих имели 2.024 предприятия, на которых работало 144.200 чел.
 101-500    рабочих имели 2.047 предприятий, на которых работало 464.700 чел.
 501-1000   рабочих имели   413 предприятий, на которых работало 286.100 чел.
 Более 1000 рабочих имели   283 предприятия, на которых работало 623.600 чел.

Если отнести (как это нередко и делается) к капиталистической промышленности, говорить С. Зак, все предприятия, имеющие 50 и более рабочих, то окажется, что в наименее капиталистической стране, России, в среднем, приходится на 1 предприятие 290 рабочих; за ней идут капиталистическая Бельгия (241 рабочий на предприятие), малокапиталистическая Венгрия (227 раб.), Австрия (185), Германия (153). В очень крупных предприятиях (т. е. имеющих 500 и более рабочих) работает около половины всех промышленных рабочих Венгрии, около четверти всех рабочих России, около ⅕ рабочих Бельгии и Германии.⁸* Интересно, что в России за 24 года (с 1866 по 1890 г.) численность рабочих на всех крупных фабриках удвоилась (с 232.000 до 464.500 чел.), а в период 1879‑1906 гг. увеличилась (с 496.500 до 1.259.000 чел.). И чем крупнее фабрика, тем сильнее и быстрее сосредоточивает она все больше рабочего люда, в тоже время оттягивая к себе и наибольшую долю общей его численности. Если иметь в виду все фабрики с 1000 рабочими и более, то на крупных фабриках (от 100 чел. рабочих) в 1866 г. было сосредоточено 27% всего числа рабочих в 1879 г. — 40%, в 1890 г. —46%, в 1902 г. — 47,8%. Выше было уже сказано, что именно крупные предприятия дают наибольший доход капиталистам и собственникам.⁹* Данные, относящиеся к предприятиям, подчиненным фабричной инспекции, и к горной промышленности, показывают, что в Европейской России число рабочих в крупной промышленности выросло за 1900‑1908 гг. с 2.373.000 до 2.435.000 чел. (Варзар), т. е. на 62.000 или 2,6%. Принимая же в расчет и рабочих железндорожных, мы находим, что только за пятилетие 1902‑1907 гг. число рабочих в крупной промышленности выросло с 2.894.000 до 3.152.000 чел., иначе говоря увеличитесь на 258.000 (т. е. возрастало ежегодно на 1,7%).¹⁰* Общий ход концентрации рабочих в крупных промышленных заведениях за время 1901‑1909 гг. виден из следующей таблички:

Из этой таблицы видно, что в то время, как крупное производство возрастало, — мелкое сокращалось. Особенно сильно сократилось число рабочих в заведениях, имеющих до 20 рабочих: за 1904 ‑1909 гг. оно уменьшилось на 5%. В то же время всего сильнее возросло наиболее крупное производство, что указывает на сильный рост концентрации производства вообще. Концентрация и централизация его иллюстрируется и тем, что большинство закрывшихся за это время предприятий были мелкие: за 1901‑1909 гг. было закрыто 6.398 заведений с 232.700 рабочих, что составляет 34,8 рабочих на одно предприятие; за 1904‑1909 г. закрылось 3.770 заведений с 140.700 рабочих, т. е. с 37,3 на одно предприятие. Возобновили работу в 1907‑1909 гг. 361 заведение с 17.500 рабочих или 48,4 на одно предприятие.¹¹* Концентрацию фабрично-заводской промышленности за тот же период констатирует и проф. Туган-Барановский.

Посмотрим теперь, как распределяется рабочая армия по лицу земли русской. О распределении промышленных заведений и сосредоточиваемых ими рабочих можно судить по следующей таблице сост. А. Погожевым по данным 1902 г.

__________

¹* Коммунистический манифест. § 15.

²* Фабрика, что она дает населению и что она у него берет? 2‑е изд. Сытина (ред. Н. Рубакина), стр. 45‑46.

³* По Погожеву — 9.154.620 (См. его ”Учет численности и состава рабочих в России” стр. 7).

⁴* И. Чернышев. Всеобщее избирательное право. Изд. Лосицкого, стр. 124. Еще см. Степанова. Распределение рабочих и прислуги по группам занятий и по месту рождения. СПб. 1905 г.

⁵* По переписи 1897 г. женщины, служащие на почте, телеграфе и телефоне, отнесены к категории чиновничества.

⁶* А. Погожев. Цит. соч. стр. 32.

⁷* Русская Фабрика. Изд. 2‑е, стр. 374‑375.

⁸* С. Зак. Статистический ежегодник 1909‑1910 г. стр. 150‑151.

⁹* Погожев. Стр. 48.

¹⁰* Финн-Енотаевский. Современное хозяйство России. СПб. 1911 г. стр. 331.

¹¹* Финн-Енотаевский. Современное хозяйство России. Стр. 334.

¹²* Погожев, стр. 1‑17. По Закаспийской и Ферганской областям не имеется сведений.

§ 36. Половой и возрастной состав русской рабочей армии.

Присмотревшись, к распределению рабочих по лицу Российской империи, небезынтересно теперь узнать число рабочих центров, в которых рабочая армия наиболее многочисленна. Таких центров насчитано было в 1902 г. 458, размеры которых иллюстрируются такой табличкой.¹*

Из этого видно, что сравнительно с числом городов вообще, очень не велико число центров с более или менее значительной рабочей армией, и тем более ничтожно оно сравнительно с числом населенных мест вообще. В виду того значения, которое имеет в эволюции общественной жизни рабочий пролетариат и его численность, интересно присмотреться, в каких же именно городах он наиболее многочислен. По данным 1902 г. насчиты­валось от 10.000 рабочих и более всего лишь в 11 городах, включая сюда Петербург и Москву; в 15 городах от 5 до 10 тысяч, в 39 городах от 2 до 5 тысяч, в 64 по 1000 (без пригородов). В Петербурге числилось в 1902 г. 488 фабрик с 129.200 рабочих, в Москве — 918 фабрик с 105.300 раб., в Лодзи — 475 с 62.000 раб., в Риге — 287 (40.600 раб.), Варшаве 426 (32.900 раб.), Баку 179 (28.000 раб.), Иваново-Вознесенске 41 (27.100 раб.), Одессе 309 (15.000 раб.), Ярославле 41 (13.800 раб.), Шуе 30 (10.300 раб.), Туле 80 (10.000 раб.).²* И это самые рабочие города; к 1912 г. они еще более выросли.

Выше мы говорили о количестве рабочих и об их распределении по отраслям труда. Посмотрим теперь, насколько же велики заработки рабочего люда, каковы размеры доходов, получаемых им. Эти последние далеко не одинаковы, смотря по полу и по возрасту рабочих и по отрасли производства. Поэтому, прежде чем ответить на поставленный выше вопрос, посмотрим на сам состав рабочей армии. Нижеследующая табличка позволяет наглядно видеть, как распределяются мужской и женский рабочий труд по некоторым производствам. Табличка эта относится к 1900 г. и охватывает собою более полутора миллиона рабочих, из которых 80.000 чел. работало на стороне:

Из каждой тысячи рабочих.

В этой категории производств больше всего в ходу женский труд на фабриках табачных, спичечных и в производстве водочном и отчасти свеклосахарном, а труд малолетних — на спичечных и табачных фабриках. Из таблички же видно, что в особенном ходу женский труд в обработке волокнистых веществ, где, число женщин почти равно числу мужчин. В производстве бумаги женщины принимают тоже довольно значительное участие, — из 4 рабочих там — 1 женщина работница. Число малолетних на фабриках относительно не велико (всего 34.000 т. е. около 2% общего числа рабочих). В относительно большем количестве встречаются малолетние рабочие при обработке минеральных веществ (особенно в стеклянном производстве), затем, в типографиях, литографиях и т. п. Вряд ли нужно доказывать, что собственники промышленных предприятий всячески стараются, где только можно, заменять мужской труд женским и детским, как более дешевым, и всякие экономические бедствия, обрушивающееся на страну, несомненно, увеличивают предложение женского и детского труда, а значить, ведут и к падению заработной платы. Тому же явлению способствует и политика, чрезмерно благосклонная к собственникам. С каждым годом женский и детский труд находят себе все большее и большее применение, что иначе и быть не может при той поддержке, какую находят в правительстве собственники заводов и фабрик. Это нарастание женского труда и детского и все большая и большая замена ими труда мужского, видна из следующей таблички.

Из каждой тысячи рабочих было.

Из этого видно, что применение женского труда возросло во всех трех производствах, указанных выше, а труд детей — на спичечных фабриках и пивоваренных заводах. Интересно, что даже среди малолетних девочки понемногу вытесняют мальчиков, т. к. и здесь их труд оплачивается дешевле, чем труд этих последних. Например, в 1895 г. на спичечных фабриках на каждую тысячу малолетних рабочих приходилось 426 девочек и 574 мальчика, а в 1904 г. уже 449 девочек и 551 мальчик. Еще больше возросло число работниц-девочек на табачных фабриках за этот же промежуток времени (с 511 до 648 в каждой тысяче). Появились работницы-девочки и на сахарных заводах, где их раньше вовсе не было (с 0 до 26 на каждую тысячу). Цифры эти говорят сами за себя.

__________

¹* Погожев. ”Учет численности и состава рабочих в России” Стр. 57.

²* Погожев. Стр. 62‑63.

§ 37. Участие рабочих в производстве. Заработная плата.

Посмотрим теперь, какую ценность создает каждый рабочий своим трудом и какая доля из этих ценностей, им созданных, остается у него самого под видом заработной платы.

Таким образом, в первой категории производств на долю рабочего приходится 70 коп., на долю собственников фабрик, заводов, капиталов и земли — 1 руб. 50 коп., во второй — на долю рабочего 1 руб. 17 коп., остальным — 4 руб. 28 коп., в VII на долю рабочего 86 коп., остальным 9 руб. 54 коп., в VIII — на долю рабочего 62 коп., остальным 16 руб. 98 коп. и т. д. Из этого видно, что, создавая ценности и богатства, рабочий работает меньше всего на самого себя, т. к. его заработная плата составляет лишь ничтожную часть того, что им создано. Остальное же представляет из себя доход других общественных классов, идущий к этим последним без всякого почти труда с их стороны. Сравнительно велика доля рабочего в производствах минеральных (стеклянное и зеркальное и т. п.), где заработная плата рабочего равняется почти одной трети ценности произведенного им продукта; в металлической промышленности она немногим превышает одну пятую ценности продукта. Зато в производствах по обработке животных продуктов (кожевенного, мыловаренного и т. п.) и химических заработная плата меньше ¹/₁₀ ценности продукта, а в производствах питательных веществ (мукомольном, хлебопекарном, маслобойном и т. п.) равняется ¹/₂₅ всех производимых продуктов.¹* Цифры эти тоже не нуждаются в пояснениях.

Интересно теперь посмотреть, какую же долю составляет заработная плата среди остальных издержек производства (т. е. оборотного капитала). Такого рода данные собрал в 1900 г. Отдел промышленности и торговли при помощи фабричных инспекторов. Сведения эти получены непосредственно от собственников промышленных заведений, и потому есть все основания предполагать, что и без того не блестящая действительность представлена ниже­приводимыми цифрами в более мрачном свете, тем какова она была на самом деле. В крупных цифрах, состав издержек производства (т. е. ежегодный оборотный капитал), выражался в производствах не обложенных акцизом в процентных, отношениях следующим образом:

Впрочем, смотря по производству, заработная плата составляет разный процента к другим статьям расхода. Например, при обработке хлопка на нее идет лишь 12% из всей стоимости производства, при обработке металлов 22%, при обработке минеральных веществ — 32%. Но еще детальнее рисует ту же картину следующая табличка, из которой видно, что из общей суммы производства идет, в карман рабочих относительно ничтожный процент (в тыс. руб.):

Интересно теперь присмотреться, каковы же заработки рабочих в течение года, какие суммы поступают к ним и сколько их приходится в разных производствах на каждого отдельного рабочего. Нижеследующие цифры, собранные в 1900 г., относятся лишь к тем рабочим, которые заняты в производствах, не обложенных акцизом. Не принимая в расчет заработков этих рабочих на стороне, получаем следующую картину:

Из этой таблички видно, что средний годовой заработок рабочего в этой группе производств составляет всего лишь 214 руб., наибольший — 341 руб. (по обработке металлов) и наименьший — по обработке хлопка и шерсти (171 руб.). Столь низкий заработок среднего рабочего в этих последних объясняется не чем, иным как относительно широким применением здесь женского и детского труда, расцениваемого гораздо ниже мужского.

Средний заработок рабочего находится в зависимости и от местности, т. к. заработная плата на фабриках в разных частях российской империи далеко не одинакова. Это видно из нижеследующей таблички, относящейся к тем же отраслям промышленности и тому же 1900 году:

К сожалению, общих сведений о заработной плате рабочих, занятых в производствах обложенных акцизом, не имеется.²* Но кое-какие имеющиеся цифры показывают, что здесь она еще ниже, чем в тех, о которых было сказано выше. Так, например, для винокуренной и спиртообрабатывающей промышленности средний годовой заработок равняется всего лишь 107 руб.; для пивоваренных заводов 181 руб., для табачных фабрик 160 руб., в нефтеобрабатывающей промышленности 300 руб., для спичечных фабрик 130 руб., для сахарно-рафинадных 181 руб. Поступили к рабочим в виде заработной платы в течение года следующие суммы:

Не имеется точных сведений о заработной плате, выплачиваемой рабочим и в горной промышленности. В. Варзар определяет средний годовой заработок разных категорий рабочих в этой отрасли труда от 100 до 388 руб. (рабочие при доменном, железо- и стале-делательном производстве и т. п.), и исчисляет общую сумму их заработка для всей России в 1900 г. в 140.000.000 руб. Таким образом, общий доход 2.373.419 рабочих в 1900 г., занятых в трех главнейших категориях добывающей промышленности, составил приблизительно 477.328.000 руб., тогда как произведено ими ценностей на 3.438.954.000 руб., т. е. почти на З½ миллиарда. Это показывает следующая табличка В. Варзара:

Подсчета этот, впрочем, далеко не полный. В него не входят заведения, принадлежащие казне, военному и морскому ведомству и железным дорогам. Подсчет сделан без цены полупродуктов, поступавших в переработку на тех же фабриках.³* Не вошел в подсчет я ряд других категорий.

О служащих и рабочих на железных дорогах, впрочем, имеются сведения. Таких рабочих было в 1903 г.:

Постоянных 329.152 в Евр. России и 39.114 в Азиатской России

Временных 35.847 в Евр. России и 2.791 в Азиатской России

Поденных 226.851 в Евр. России и 35.190 в Азиатской России

Всего — 591.950 в Европейской России и 77.095 в Азиатской России.

В среднем, получали в год: постоянные служащие по 416 руб. и временные служащие по 232 руб. в Европейской России и по 502 руб. и 391 руб. в Азиатской. В 1905 г. на казенных и частных железных дорогах было служащих мастеровых и рабочих всего 751.197 чел. Получено было ими зарплаты 270.900.000 руб. В 1908 г. всего служащих и рабочих на железных дорогах, казенных и частных, было 844.218 — причем содержание их стоило 321.500.000 руб.

Не вошел в общий подсчет рабочих заработков и ряд других категорий рабочих, например, сельскохозяйственных, чернорабочих, прислуги. О сельскохозяйственных было уже сказано выше. Как известно, заработная плата чернорабочих колеблется от 40 копеек до 1 рубля в день, что составляет в, год (240 раб. дней) от 100 руб. до 240 руб. Заработок прислуги колеблется от 3 руб. до 30 руб. в месяц. Не имея общих цифр и не имея возможности вдаваться в разбор частных примеров, мы ограничимся здесь вышеприведенными данными. Но и их довольно, чтобы самая суть дела была в достаточной степени ясна. С одной стороны, мы видим многочисленный класс производителей, с другой — миллиарды ценностей, ими производимых и с третей, — их заработки, в пределах которых эти самые люди принуждены существовать с своими семьями вместе на 100‑400 руб. в год.

Из предыдущего видно, что доля рабочего при распределении ценностей, созданных его трудом, ничтожна не только относительно но и на годовое прожитие остается в сущности такая маленькая сумма, на которую трудно существовать даже и холостому человеку, не только семейному. Но, если принять в расчет, что вышеприведенные цифры относятся к 1900 г., а что в 1912 г., как известно, жизнь непомерно вздорожала, заработная же плата повысилась далеко не в той же степени, то экономические тиски, в которых находится ныне рабочее население, будут ясны в достаточной степени.

В заключение, интересно сопоставить заработную плату рабочих русских с заработной платой рабочих заграничных, занятых в том же производстве. Сравнительная статистика показываете, что Россия — одна из тех стран, где эта плата стоит на низком уровне упорнее, чем где-либо.

Так, например, по данным Вашингтонского бюро труда 1904 г., средний заработок чернорабочего в месяц равнялся:

В России чернорабочий получает от 40 коп. до 1 рубля, значить, его месячный заработок колеблется (при 25 рабочих днях в месяц) от 10 руб. до 25 руб., при 60‑65 рабочих часах в неделю.

Еще яснее видна громадная разница в размере заработной платы в России и за границей из следующей таблички Д-ра Е. Дементьева, который сопоставляет в ней заработки в Московской губернии, в Англии и в Америке в рублях.

Сведения эти относятся к 80 гг., но от этого их сравнительное значение не уменьшается, т. к. заработная плата повысилась, и в Англии, и в Америке, и в России с 1880 по 1912 гг., к тому же в пропорции, еще менее благоприятной для русского рабочего. Как известно, под давлением экономических и иных неурядиц, заставляющих население работать и за скудное вознаграждение, заработная плата русских рабочих, лишенных почти всякой возможности бороться мирными средствами за ее повышение, проявляет относительно малую склонность к повышению. Наоборот, цены на рабочие руки в Англии и Америке растут из года в год. Таким образом, и без того значительная разница в заработке, отмеченная Е. Дементьевым в вышеприведенной таблице, в настоящее время стала еще значительнее. “Заработная плата, констатировал в свое время Е. Дементьев, как по отдельным производствам так и в средних величинах для всех, без различия, производств, в Англии, а в особенности, в Америке превосходить русскую вдвое, втрое, даже впятеро. В особенности, резка разница для мужчин; она значительно меньше для подростков, еще меньше для женщин, и, наконец, меньше всего для малолетних”.⁵* Месячная выработка каждого рабочего без различия пола и возраста, в среднем, выше чем у нас: в Англии — в 2¼ раза, в Америке же в 4⅘ раза. Выражая ее в рублях, находим:

Месячный заработок в:

Московской губернии — 11 руб. 89 коп.

Англии ............ — 26 руб. 64 коп., т. е. выше русского на 124,05%

Массачусетс ....... — 56 руб. 97 коп., т. е. выше русского на 379,14%

В Англии мужчины получают в 2,8 раза больше, чем у нас, женщины — в 1,1 раза, подростки — в 1,2 раза. В Массачусетсе мужчины — в 4 раза, женщины в 2,5, подростки — в 3,2.⁶* Новейшие данные дают следующую сравнительную табличку средних заработков для рабочих трех категорий механического производства, если принять за 100 заработную плату английских рабочих:

Но к этому надо еще прибавить, что анкета в Англии была произведена в 1905 г., а в Петербурге в 1906 г. — т. е. в том самом году, когда наблюдалось повышение заработной платы. Кроме того, тогда как заграничные данные относятся ко всей стране, у нас они имеют в виду лишь столицу, где заработная плата, как известно, всегда держится выше, чем в провинции.

С этим любопытно, сопоставить средний бюджет рабочих семей у нас и заграницей (в рублях).

Но сравнение заработной платы по ее абсолютным размерам еще мало говорить о положении русского рабочего. Для большей ясности картины необходимо сравнить заработную плату и ее изменения, с течением времени, с ценами на главнейшие предметы потребления и с колебаниями этих цен. Общих цифровых данных, относящихся ко всем категориям труда не имеется. Но фабричными инспекторами собраны данные, охватывающая около 1.200.000 рабочих. По этим данным годовой заработок рабочих изменялся за 1900‑1909 г.г. следующим образом:

Из этого видно, что заработная плата возросла более всего в 1906‑1909 гг., т. е. в годы, когда среди рабочих замечался наибольший подъем энергии к защите своих интересов. Видно также, что в годы наибольшего разгара реакции (с 1908 г.) стало наблюдаться некоторое сокращение заработной платы. За эти же годы следующим образом росли средние цены товара. Принимая средние цены их за 1890‑1899 гг. за 100, Финн-Енотаевский рисует следующую картину нарастания этих цен:

“Сравнивая нарастание заработков с удорожанием жизни, говорить тот же исследователь, мы видим, что заработная плата за 1900‑1909 гг. возросла на 23%, в то время, как цена по всем товарам возросла на 13,9%”. Как будто бы выходит, что положение изменилось за это время для рабочих в значительно лучшую сторону. Но это не совсем так. Обратим внимание, прежде всего, на те группы товаров, в которые входят предметы продовольствия. В таком случае оказывается, что хлебные продукты возросли за 1900‑1909 гг. на 36,1%, а животные на 30%, средняя по обеим этим группам на 32,8%, т. е. почти на одну треть. За эти же годы группа бакалейных товаров возросла на 1,5%, а прядильных (предметы одежды), на 11,3%. Средняя цена всех этих предметов первой необходимости выросла на 19,5%. Разумеется, особенное значение имеет вздорожание цен на продукты хлебные, стоимость которых, как мы видели, возросла гораздо сильнее, чем рабочие заработки. Кроме того, вышеприведенная табличка рисует возрастание цен оптовых. Но розничные возросли еще более.⁷* Возросли также и цены на квартиры.⁸* Те же таблицы констатируют еще один интересный факт. Дело в том, что повышение расценок заработной платы происходило главным образом в 1905‑1907 г.г. Таблица показывает, что годовая заработная плата стояла в 1905 г. ниже, чем в 1904 г. и 1903 г. Почему так? Объясняется это тем, что именно в 1905 г. рабочие потеряли особенно много дней. Вследствие одних только стачек ими было потеряно в заведениях, подчиненных фабричному надзору, 23.600.000 рабочих дней. Кроме того, вследствие закрытия многих фабрик, происходили массовые расчеты рабочих. Действовал также и общий промышленный кризис памятного года. В 1906 г. число стачек сравнительно сократилось, но рабочие все же потеряли и в этом году 5.500.000 рабочих дней. В 1907 г. было потеряно дней еще меньше, — всего лишь 2.400.000. Благодаря этому, в 1906‑1907 гг. средний годовой заработок показывает повышение. Но в эти 2 года уже пошли сильно в ход локауты, и за забастовочные дни уже не платили, особенно в 1907 г. Кроме того, со второй половины 1907 г. начался поворот, и чашка весов склонилась на сторону предпринимателей. Результат быль тот, что в то время, как заработная плата за 1904‑1907 гг. возросла на 12,9%, все товары возросли на 18,7%, хлебные продукты — на 37,2%, животные на 21,9%, прядильные на 9,2%, а только бакалейные сократились на 1,4%, быть может, потому, как предполагает тот же исследователь, что повышение цен на хлеб и на масло, сокращавшее их потребление, и повлияло на увеличение в 1906‑1907 гг. потребления рабочими сахара, чая и др. бакалейных продуктов.⁹*

Но самый ужас пролетарского существования особенно ярко иллюстрируется, несомненно, той безработицей, при которой человек работоспособный, бодрый, крепкий и сильный, оказывается и чувствует себя ненужным никому и ничему и словно теряет свое право на существование, превращается, помимо его собственной воли и желания, в непроизводительного дармоеда. Вряд ли нужно доказывать, да и вряд ли можно доказать общими цифрами, что где-то тут же, около нас, каждый день, каждую секунду многие тысячи, если не сотни тысяч людей находятся в таком “безработном состоянии”, и каждый кризис, общий или частный, увеличивает их число, иной раз до громадных размеров. Такие кризисы были, например, в 1900‑1902 гг.; в 1903 г. они нисколько сгладились, в 1904 г. обострились снова. Рядом с кризисами надо поставить локауты, закрытие фабрик, поголовные расчеты, о размерах которых можно судить, например, по тому, что в 1905 г. в одних только столицах было рассчитано и переведено в состояние безработных и ненужных более 170.000 чел. Особенно увеличилась безработица в 1906 г. после московского восстания, когда во всех больших городах безработных насчитывалось десятками тысяч (в Одессе 12.375, Лодзи 18.000, Туле 10.000, Полтаве 1.000, Ростове на Дону 5.000, в Москве на одном Хитровом рынке 10.000, в Петербурге 55.000 и т. д.). В 1907‑1911 гг. число их было не меньше и даже больше во многих местах. В настоящее время, при наплыве обезземеленных и голодающих крестьян в города, число безработных неизмеримо больше. Наиболее яркое свое выражение безработица находит, несомненно, в статистике самоубийств среди рабочего населения. Так, например, в одном только Петербурге в 1904 г. Городская Управа констатировала 115 случаев самоубийств от безработицы, в 1905 г. — 94, в 1906 г. — 190, в 1907 г. — 310. С 1907 г. по 1911 г. эта цифра, с небольшими колебаниями, все шла и идет в гору, как бы доказывая, что настоящему пролетарию, отбившемуся от земли, нет другого выхода при современном укладе жизни, кроме могилы…

Сведения о положении русских фабрично-заводских рабочих, приведенные выше, относятся к началу 900‑х годов. В 1908 г. Министерством Финансов под руководством известного статистика В. Е. Варзара, было произведено новое исследование фабрично-заводской промышленности всей Империи (Европейской России, Кавказа, Сибири и Средней Азии). Результат этого исследования дают нижеследующие таблицы, которые, к сожалению, во многих отношениях не сравним с таблицами г. Погожева и др. исследователей. Поэтому мы приводим таблицы г. Варзара целиком и без комментариев.

При пользовании этими таблицами необходимо помнить: под суммой производств разумеется “стоимость изделий и пр., прибавляемых на продажу, по оценке владельцами на месте производства, без издержек на транспорт, почтовых, накладных расходов и без акциза. Полупродукты, если они не поступают на рынок, а идут в дальнейшую переработку на тех же фабриках, при оценке производительности не принимаются в расчет” (Варзар). Но полупродукты, поступающее на рынок и идущие в дальнейшую обработку на другой фабрике, вошли в стоимость производства. В эту перепись не вошли сведения о технических заведениях военного министерства, а также сведения о горных промыслах (за исключением Бакинских нефтяных промыслов) — они выделены в особую таблицу, ниже.

Данные о не вошедших в эту перепись заведениях:

Многие отрасли труда, в которых занято огромное количество рабочих, не вошли в эту перепись, и приведенные таблицы относятся лишь к фабрично-заводской промышленности с ее рабочей армией. Подробности и комментарии к этой предварительной переписи см. в № 59 “Вестника Финансов” за 1911 г.

__________

¹* Народный календарь 1909 г., статья неизвестного автора, стр. 101‑102.

²* Только что вышла в высшей степени интересная работа фабричного инспектора И. Козьминых-Ланина “Заработки фабрично-заводских рабочих Московской губернии” М. 1911 г. 3 руб. Во всех производствах заработки мужчин колеблются от 13 руб. 46 коп. (в обработке волокнистых веществ) до 31 руб. 12 коп. (обработка металлов), женщин — от 8 руб. 44 коп. (обработка льна, пеньки, джута) до 19 руб. 46 коп. (химические производства).

³* Ст. В. Варзара в IV т. Доп. к Словарю Брокгауза.

⁴* Это средние не для четырех приведенных здесь производств, но для всех без исключения производств во всех трех сравниваемых странах.

⁵* Е. Дементьев. Фабрика, стр. 195.

⁶* Там же стр. 166‑167.

⁷* Вздорожание товарных цен за последние годы явление повсеместное, но у нас их вздорожание сильнее, чем в других странах. Так, в Англии розничные цены на 23 съестных продукта повысились за 1900‑1904 г.г. со 100 до 104,8 в 1907 г. до 105,8 и в 1908 г. до 108,4, т. е. за все время с 1900 до 1908 г. повысились на 8,4%, тогда как у нас оптовые цены продовольственных групп — считая и бакалейные — возросли за это время в среднем на 23,5%, за трехлетие 1904‑1907 г.г. в Англии на 1%, а у нас на 19,3%. В Соединенных Штатах оптовые цены на съестные припасы возросли за 1900‑1908 г.г. с 106,8 до 126,8, т. е. на 19%, а за 1904‑1907 г.г. с 116,7 до 127,0, т. е. на 8,9, т. е. и здесь, где цены особенно возросли, повышение оказывается значительно менее, чем у нас. В Германии цены возросли за 1900‑1908 г.г. на 11%, т. е. опять-таки меньше, чем в России. (Финн-Енотаевский, Цит. соч. стр. 380‑381).

⁸* Финн-Енотаевский. Современное хозяйство России, стр. 374.

⁹* Там же, стр. 375.

§ 38. Что такое народный доход и как он исчисляется.

Из того, что было изложено на предыдущих страницах, читатель, надеюсь, достаточно ясно видит, что вопрос об основном укладе русской жизни, — это тот же вопрос о распределении труда и его продуктов, т. е. ценностей, им созданных и постоянно создаваемых вновь, между различными общественными группами. В этой книжке даны статистические сведения, во-первых, об относительной численности каждой группы, по крайней мере, главнейших из них; во-вторых, собраны некоторые данные о доходах, получаемых ими и об источниках этих доходов. В заключение интересно подсчитать общий народный доход и посмотреть на его распределение. Такую попытку сделал в 1906 г. С. С. Прокопович в своем интересном докладе Вольно-Экономическому обществу, исходя из следующих соображений. “Точное исчисление народного дохода, говорит он, было бы возможно в том лишь случае, если бы мы располагали, во 1‑х, статистическими данными относительно валовой производительности всех отраслей производительной деятельности человека, входящих в область материального производства (включая транспортное дело и торговлю) и, во 2‑х, такими же данными о потребленных во время производства материальных ценностях (сырые материалы, ремонт машин и зданий, освещение и топливо, а также расходы по страхованию зданий, машин и товаров). Вычтя из массовой производительности данной отрасли производства цену всех этих потребленных в производстве материальных продуктов, мы получим в остатке чистую производительность данной отрасли, выражающуюся в сумме вновь произведенных ценностей. Суммируя чистую производительность всех отраслей материального производства, мы получим годовой доход народа, — в него входят, как слагаемые, доходы всех лиц, участвующих в материальном производстве (рабочих, служащих, капиталистов, землевладельцев), и из него черпаются доходы. всех лиц нематериальных профессий (священников, врачей, прислуги, чиновников и проч.), а также общественные и государственные доходы”.¹*

Насколько позволяют сделать такого рода выкладки современные статистические данные, С. Прокопович и проделал их, исчисляя народный доход, впрочем, лишь для 50 губерний Европейской России. Народный доход слагается из чистой производительности следующих отраслей материального производства: 1) сельского хозяйства, 2) лесоводства и рыболовства, 3) добывающей и обрабатывающей промышленности, 4) транспортного дела, 5) строительного дела, и 6) торговли.

__________

¹* Труды Императорского Вольного Экономического Общества 1907 г. № 6, стр. 19.

§ 39. Что дает России сельское хозяйство (земледелие).

На первое место нельзя не поставить доходность сельского хозяйства. По данным Центрального Статистического Комитета М. В. Д. площадь посева, сбор зерновых хлебов и валовой доход от них равнялись в 1896‑1900 гг.

Из этих таблиц видно, что валовой доход, получаемый благодаря посеву зерновых хлебов, равняется, по данным М. В. Д., почти 1 миллиарду с третью. Но эта цифра, как справедливо указал Л. Маресс⁴*, ниже действительности, на 10% не менее. Таким образом, валовой доход от посева только зерновых хлебов должен составлять только в Европейской России не менее 1.458.411.000 руб., т. е. около 1½ миллиарда. Но в этот подсчет не вошел доход от посева и сбора торгово-промышленных растений, которые, по данным Центрального Статистического Комитета, дают доход не менее 349.178.078 руб. Это видно из следующей таблички:

Делая и в этом случае поправку на 10%, имеем, что валовой доход от сбора торгово-промышленных растений составляет не менее, как 384.096.000 рублей.

__________

¹* За 1897‑1900 гг.

²* за 1899‑1900 гг.

³* Цифры приблизительные.

⁴* Влияние урожаев и хлебных цен, т. 1, стр. 7.

§ 40. Доход от скотоводства, лесоводства и рыболовства.

Доход от скотоводства выражался в 1900 г., по подсчету С. Прокоповича, на основании данных Центрального Статистического Комитета (с поправками), такими цифрами:

Прочие отрасли сельского хозяйства дают:

Таким образом, общая производительность сельского хозяйства в 50 губерниях Европейской России равняется:

Посмотрим теперь, что дает лесоводство и рыболовство: В 50 губерниях Европейской России количество лесов равняется:

Удобные леса, принадлежащие казне, приносят ей 46.109.107 руб. дохода ежегодно. Как известно, при существующих бюрократических порядках в казенных лесничествах, леса дают доход минимальный и, во всяком случае, меньший, чем леса частных владельцев. Доходность этих последних исчисляется в 132.105.383 руб. Всего же лесное хозяйство дает 178.214.000 рублей ежегодно. Доходы от рыболовства составляют не менее 147.600.000 рублей по такому расчету; в 50 губерниях Европейской России, по расчетам д‑ра Гримма, известного знатока рыболовного дела, ловится около 50.000.000 пудов рыбы, в том числе:

Этот улов оценивается, по официальным данным, в 147.600.000 рублей.

__________

¹* В круглых цифрах.

§ 41. Доход от обрабатывающей промышленности, транспортного и строительного дела и торговли.

Добывающая и обрабатывающая промышленности дают ежегодно дохода около полутора миллиарда, что видно из следующего подсчета. По данным В. Варзара¹*, каждый рабочий по обработке металлов производит ежегодно на 519 руб. 20 коп. Принимая эту производительность рабочего для железноделательных и чугунолитейных заводов за среднюю, С. Прокопович выводить отсюда общую сумму дохода в этой отрасли производства равной 136.313.364 руб., а вместе с добычей железных руд — 158.509.000 руб.

Горное дело дало всего в 1900 г.:

В этот подсчет не вошло добывание торфа, извести, алебастра, цветных и драгоценных камней. 4.235 рабочих, занятых этим делом, производит ценностей на 1.813.427 рублей. Таким образом, общая производительность горной промышленности равняется 249.044.000 рублей. Посмотрим теперь, какова общая производительность фабрик и заводов. Эту последнюю, на основании официальных данных, разработанных В. Варзаром, С. Прокопович определяет следующими цифрами:

Чтобы подсчитать, сколько дает транспортное дело, надо определить доходность железных дорог, судоходства, извозного промысла, почты и телеграфа. Длина рельсовой сети в 50 губерниях Европейской России равняется 36.760 верст. Валовой доход ее — 455.743.000 рублей. Вычитая из этой суммы расходы по содержанию и ремонту пути, телеграфа, станционных зданий, мастерских и подъездов (138.688.000), находим, что чистая производительность железных дорог в 50 губерниях Европейской России и равна 317.055.000 рублей. Что касается до коммерческого судоходства, то его доходность определяется следующим способом. В 1903 г. на рынках 50 губерний (за исключением Вислы и отчасти Немана) плавало:

На этих судах было перевезено в 1900 г. 1.206.133.000 пудов, при среднем пробеге клади в 844 версты.³* Доход судовладельцев равнялся, по приблизительному расчету С. Прокоповича, не менее 38.257.000 руб., заработок же судовых команд — 8.684.000 рублей, всего 46.941.000 руб. Доходность морского судоходства выразилось, по такому же расчету, в 40.838.000 рублей. Далее, извозным промыслом, по переписи 1897 г., занято было 243.696 человек. Считая производительность извозного промысла равной производительности рабочего в фабрично-заводской промышленности (402 руб. 30 коп.), — что скорее выше, чем ниже действительности, получаем цифру дохода от извозного промысла в 98.039.000 руб.

Чистая производительность почты и телеграфа во всей Российской империи видна из следующей таблички, составленной на основании официальных данных:⁴*

Из этой суммы приходится на 50 губерний Европейской России 28.349.000 рублей.

Таким образом, доходность транспортного дела, вообще, выражается следующим цифрами:

Доходность строительного дела, вообще, слагается, во-первых, из доходности домов и, во-вторых, доходности строительных работ. Доходность всех городских имуществ, по оценке Министерства Финансов, в 1904 г. составляла 253.450.000 рублей. Строительными работами, по переписи 1897 г., занималось 545.977 человек. По той же расценке, чистая производительность строительных работ была не меньше 219.647.000 рублей, а всего 473.100.000 рублей.

Доходность торговли С. Прокопович определяет следующим образом. По данным департамента окладных сборов, обороты товарной торговли и прибыль, по показаниям самих торговцев, обыкновенно ее преуменьшающих, составляли:

Принимая торговый доход с оборота равный 12%, С. Прокопович определяет валовую производительность торговли не менее, как в 502.298.000 рублей. Цифра эта больше чистой производительности, т. к. в эти 12% входит и расход на наем торговых помещений, уже учтенный в общей сумме дохода от городских домов.

Далее, к этому надо прибавить доход от трактиров и гостиниц которые в 1898 г. дали:

Оборота — 227.738.200 руб.

Прибыль —  27.955.330 руб., или 12,3% по показаниям самих хозяев. Принимая доходность этих заведений на круг в 20%, находим, что валового дохода было от них 45.548.000 рублей. К этому нужно прибавить еще такого крупного кабатчика, как казна. В казенной продаже питей в 1900 г. было занято 39.899 чел., производительность труда которых (402 руб. 30 коп.) должна равняться не менее, как 14.040.000 руб. Таким образом, доходность торговли в 50 губерниях Европейской России выражается в конечном итоге такими цифрами:

__________

¹* Статистические сведения о фабриках и заводах. 1900 г.

²* В круглых цифрах.

³* Сведения о внутренних, водных и шоссейных путях сообщения за 1900 г.

⁴* Почтово-телеграфная статистика за 1900 г.

§ 42. Итоги исчисления народного дохода. Богатая ли страна Россия или бедная, и кто в ней богаче и кто беднее.

Таким образом, по С. Прокоповичу, народный доход в 50 губерниях Европейской России слагался в 1900 г. из следующих статей:

Шесть с четвертью миллиардов рублей! Из предыдущего было видно, что цифра эта далеко не вполне точная. Но она, во всяком случае, вполне вероятная, и вот в каком смысле. Как было несколько раз подчеркнуто выше, исследователь, при каждом отдельном случае, старался принимать в расчет доходность наибольшую, а не наименьшую, и брал цифры, явно преувеличенные, брал даже цифры валовой производительности. Но вот эта-то преувеличенность и приводит к выводу особенно печальному: она показывает, что народный доход в 1900 г. был отнюдь не больше 6¼ миллиардов. Не больше. Но сколько же в таком случае приходилось его в 50 губерниях Европейской России на 1 человека? В 1900 г. население Европейской России равнялось 97.184.792 человека. Сравним с этим числом цифру народного дохода, находим: годовой доход на душу населения у нас, в Европейской России, равнялся всего лишь 68 рублям. Повторяем не больше.

Это выходить 15‑18 копеек в день.

Интересно, что и другие исследователи другими путями пришли, приблизительно, к таким же результатам. Например, известный статистик В. И. Покровский высчитал общий народный доход для 1894 г. в 73 рубля, английский ученый Мелгалл — в 74 рубля. Но будь этот доход 63 или 73, или 74 рубля, — во всяком случае, ни в одной мало-мальски культурной стране он не бывает так ничтожен, как в Европейской России. Чтобы оценить народно-хозяйственное значение такого ничтожного дохода, приходящегося в течение года на душу населения, говорить С. Прокопович, в заключение своего интересного подсчета, сравним доход русского обывателя с доходом граждан других стран. По Мелгаллу, доход этот равен:

“Мы — самая бедная из культурных стран. Болгарин и серб имеют дохода в полтора раза более, чем русский, немец — почти в 3 раза более, англичанин — в 4½ раза, австралиец — в 6 раз”.

В сущности, этим все сказано. Европейская Россия, сравнительно с другими странами, — страна полунищенская. Если 63 рубля представляют сумму, приходящуюся круглым счетом на 1 жителя, это значить, что у многих миллионов русских людей не выходит в год и этой суммы. Если мы вспомним, сколь значительная часть народного дохода поступает ежегодно в пользу казны³*, сколько поглощается духовенством и другими общественными. группами, не участвующими в производстве материальных ценностей, то не можем не придти к выводу, что на долю главнейших создателей народного дохода приходится еще меньшая доля его.

На предыдущих страницах были приведены данные, характеризующие доходы т.-наз. командующих классов. Здесь мы можем подвести общие итоги, которые видны из нижеследующих таблиц.⁴*

По данным 1905 г., насчитывалось во всей империи следующее количество лиц, получавших более 1000 рублей, ежегодного дохода.

В 1909‑1910 гг.⁵* было насчитано 696.700 человек, которые распределялись по размерам своих доходов так:

Таким образом, во всей огромной империи лишь 696.700 человек имели ежегодный доход свыше 1.000 руб., и в их руки ежегодно поступает в виде их дохода по меньшей мере 2½ миллиарда рублей. Остальная часть российского человечества имеет доход от 0 до 1.000 рублей. Уже было указано, что цифры дохода получаемого наиболее обеспеченными классами, несомненно ниже действительности. Например, не было принято в расчет, что доходы от городских недвижимостей за последние годы сильно возросли. Разумеется, нельзя положиться и на точность показаний тех лиц, кто, живя доходом с предприятий или капиталов, боится от своих показаний повышения какого-нибудь налога. Обращает на себя внимание также общее число крупных собственников, которым лучше всего и живется при существующем укладе общества. Более 10.000 руб. дохода получает, как это видно из таблиц, около 32.100 человек. Но будь их хотя бы в три-четыре раза больше, чем сколько указано в официальных данных, — и это число все-таки окажется чрезвычайно ничтожным сравнительно с миллионами населения. В 1905 г. как мы видели выше в 50 губерниях Европейской России было насчитано всего лишь 779 поместий размерами выше 10.000 десятин. Там же было отмечено, сколь громадное значение имеет для общего хода русской жизни группа крупных землевладельцев. Но число этих последних еще меньше, чем число владений, так как большинство крупных помещиков владеет несколькими имениями и в различных губерниях. Профессор Ходский даже думает, что упомянутое число вдвое, а то даже и втрое больше действительного их числа. Но эта-то общественная группа и составляет самый центр современного положения России. “К этим, как их справедливо называет г. Финн-Енотаевский⁶*, феодалам чистейшей воды, следует причислить и следующую группу, — т. е. с доходностью около 30.000 рублей и с количеством более 5.000 десятин на каждого землевладельца, а также часть третьей группы с доходностью около 15.000 рублей и с 2,8 тыс. дес. на каждого. Большая часть этой последней группы, а также 4‑я, представляют наших крупных аграриев. Все эти четыре группы насчитывают максимум 15 тысяч землевладельцев, преимущественно дворян; лицам других сословий принадлежит около ¼ земли имений размером свыше 1000 десятин каждое, а число таких владельцев также около ¼ всего их числа. Следующие две группы состоят из аграриев и сельской буржуазии: около 43% земли имений размером от 100 до 1000 десятин принадлежало в 1905 г. в 50 губерниях Европейской России лицам недворянского сословия, а число этих лиц составляло почти ½ всех землевладельцев — первых 37 тысяч, вторых 35 тысяч в круглых цифрах. И, наконец, среди владельцев имений от 10 до 100 десятин дворяне составляют ⅙ часть всего числа: 187 тыс. и 35 тыс. В общем мы имеем у нас в России крупных феодалов и юнкеров около 45 тысяч, а рядом с ними около 40 тыс. лиц крупной сельской буржуазии (в том числе около 6000 крупнейших чиновников, и генералов и адмиралов). Вся остальная часть указанных владельцев земли представляет в подавляющем числе среднюю и мелкую сельскую буржуазию”… “Но, как во время французской революции 1789 г., так и у нас в настоящее время дворянство не представляете однородного целого; оно состоит из различных слоев с различными интересами. Господствующая роль принадлежит, однако, дворянскому землевладению первых 4‑х групп и, главным образом, первых двух. 12 тысяч крупных феодалов и аграриев являются вдохновителями и руководителями нынешней политики вообще, экономической и аграрной в частности”.

Как известно, в настоящее время крупная промышленная буржуазия равно как и крупное дворянство и чиновничество представляюсь из себя группы организованные, и к организациям, очень определенно поддерживающим их интересы (не говоря уже о закулисных), можно отнести не только III Гос. Думу и Гос. Совет, но и ряд других, вроде “Совета съездов объединенного дворянства”, “Совета съездов представителей промышленности”, и т. п., которые, как показали дебаты Думы, и оказывают постоянное и непосредственное давление на государственную власть, находясь в постоянных отношениях с различными правительственными органами и принимая самое активное участие в выработке правительственных законопроектов, касающихся различных сторон нашей экономической жизни. В настоящее время в состав национальной крупно-буржуазной организации входят теперь 48 “общественных по промышленности и торговле учреждений” — биржевых и торговых комитетов, съездов и обществ, из которых многие существуют уже десятки лет — и 252 отдельных предприятия — в том числе, банки, страховые общества и другие компании, которые представляют собою в общем капитале свыше миллиарда рублей. Этой организации как явствует из ее отчетов — и рабочий класс в значительной степени обязан тем, что ряд даже правительственных законопроектов по охране труда был существенно изменен в ущерб интересам рабочих, что некоторые внесенные законопроекты были вовсе отложены на неопределенное время, и что Коковцевскому проекту 1905 г. о сокращении рабочего дня не только не был дан ход, но делалось все возможное для сведения к нулю и закона 1897 г.⁷*

Вышеизложенное в достаточной степени объясняет конструкцию русского общественного строя, иллюстрируя ее не словесными характеристиками нередко сделанными “от ветра главы своея”, а официальными, правительством собранными и им же большей частью разработанными цифрами, которые, как мы видели, говорят лучше всяких слов, правда, на языке, изрядно скупом, но зато убедительном. Нужно лишь его понимать, и тогда будет понятно и все окружающее.

___________

¹* В круглых цифрах.

²* Государственный деятель В. Гурко, известный по делу Лидваля и как автор закона 9 ноября 1906 г., считает эту цифру еще ниже.

³* Об этом сказано будет в особой книжке, посвященной государственному и народному хозяйству России и, вообще, статистической, характеристике строя русского государства.

⁴* Табличка составлена по книге Финна-Енотаевскаго. “Современное хозяйство в России” и по “Опыту исчисления народного дохода”. Изд. Министерства Финансов.

⁵* Подоходный налог. Ожидаемое число плательщиков, по исследованию, произведенному податными инспекторами и казенными палатами в 1909‑1910 г.

⁶* Цитирование соч., стр. 491‑496.

⁷* Современное хозяйство России, стр. 499.

Заключение.

Этим мы и закончим наш обзор сословной и классовой России. На предыдущих страницах, при помощи статистических данных, мы сделали скромную попытку познакомить наших читателей не с русским государством и не с его строем, экономическим и политическим, а с русской народной массой — с русским народом и обществом в его сословной и классовой организации. Выяснив, в самых общих чертах, в I главе громадное значение статистических данных для понимания текущей жизни в способы их добывания и разработки; познакомив в следующей главе тоже в основных чертах с территорией нашей страны и ее населением, ее естественным хозяином, поскольку это позволяют сделать статистические же данные, мы обратили главное наше внимание на характеристику русских сословий и классов, поскольку эти последние могут быть выражены массовыми цифрами. Мы познакомились с массами непроизводительными и производительными, с распределением и созданием народного дохода. Мы видели, как сотни и тысячи миллионов распределяются по рукам. Далее мы видели и ту ношу, которую несут на себе классы производительные. Видели мы и то, как эта нота становится для многих все тяжелее и тяжелее: крестьяне, стесненные малоземельем, ищут сверх своих сил всякого рода заработков и земли на стороне; фабрично-заводские рабочие несут на себе тяжесть удлинения рабочего дня в виде сверхурочных работ, понижения расценок и, безработицу.

Правда, очень многих, в высшей степени существенных вопросов мы не могли касаться в этой небольшой книжке, по весьма многим причинам, в том числе по недостатку места и времени. Но многие характерные черты современной России во всяком случае, думается нам, довольно ярко иллюстрированы цифровыми данными, по большей части официальными. Далее, статистических данных общего характера, относящихся ко всей России, а не к некоторым районам ее и служащих для характеристики сословного и классового уклада русской жизни до сего дня имеется не достаточно, Кроме того, некоторые данные отнюдь не новы. Тем не менее и они позволили нам отметить, по крайней мере, в основных чертах, наиболее характерные особенности современного русского строя, который, как известно, изменяется далеко не так быстро, как это иногда может казаться людям искренно верующим в его лучшее будущее, к числу каковых людей, кстати сказать, принадлежим и мы лично. Но для того, чтобы прозревать сквозь толчею, а иногда и неразбериху текущей жизни, с ее страстями и их борьбой, мало-мальски лучшее будущее, необходимо, думается нам, по возможности ясно и отчетливо познакомиться с той почвой, фундаментом, на котором такому будущему предстоит вырасти, и познакомиться, по возможности детально и вдумчиво, не закрывая глаз на предстоящие трудности и не отметая, как ненужный сор, всякого рода детали. Нужно же за деревьями видеть и лес. К этому надо прибавить, что, думая о лесе, как об одном целом, нельзя же забывать, что он состоит ведь из деревьев. И лес и деревья одинаково подлежат изучению и пониманию, и цифры, собранные в этой книжке, достаточно показывают, несмотря на их относительную неполноту, до какой степени расходятся и прямо противоположны друг другу интересы и стремления, и даже самое бытие различных общественных групп.

Вряд ли нужно доказывать здесь, что мечтая о лучшем будущем, со всем этим нельзя не считаться. Цифры, нами здесь собранные, это — только опушка социального леса, а заблудиться в социальных отношениях еще легче, чем даже в самом дремучем лесу.