«Через два-три года в стране будет заложено абсолютно все» — новости Право.ру

§ 1. Введение

1. Недавно Роман Сергеевич Бевзенко опубликовал пост под названием  «Залог автомобиля. Эффект запоздавшей регистрации», в котором он раскритиковал определение по делу ЮниКредитБанк v. Лазаренко и Ибрагимов (53-КГ21-1-К8) за то, что суд, по его мнению, неправильно применил под.2 п.1 ст.352 ГК РФ.

2. По мнению Р.С.Бевзенко, судебный акт пропитан излишним формализмом, ведь суд истолковал закон буквально вопреки его предполагаемому смыслу и самой идеи субъективной (не)добросовестности. Суд, по сути, дал защиту недобросовестному приобретателю, который не имел права ссылаться на прекращение залога, так как мог посмотреть в реестр. Раз конечный приобретатель не мог не знать о наличии залога, то к нему под.2 п.1 ст.352 ГК РФ неприменим. Залог, по всей видимости, сохраняет силу.

3. Пересказывать фабулу дела не буду, так как его содержание вам уже известно во всех подробностях. Я хочу высказать свою позицию о том, почему определение соответствует как букве, так и смыслу закона (в широком смысле праву). Кроме того, является справедливым. Сразу оговорюсь. Романа Сергеевича Бевзенко я уважаю и считаю одним из лучших цивилистов на сегодняшний день. Но в данном вопросе с ним вынужден не согласиться (что доказывает тезис о том, что в праве нет, и не может быть бесспорных авторитетов).

§ 2. Буква и смысл закона

4. Процитирую под.2 п.1 ст.352 ГК РФ: «залог прекращается, если заложенное имущество возмездно приобретено лицом, которое не знало и не должно было знать, что это имущество является предметом залога».Из текста определения видно, что предмет залога (автомобиль) был приобретен лицом, которое не знало и не должно было знать о наличии залога. Соответственно, залог прекратился. Точка. Не имеет значения, что впоследствии было опубликовано уведомление о залоге, и конечный приобретатель не мог о нем не знать. Залог прекратился в силу наступления конкретного обстоятельства, обозначенного в законе. 

6. Да, доктрина может не давать однозначных ответов. Ученые могут долго спорить  (с точки зрения delegeferendaили «пандектного шкафа»), студенты могут долго разбирать гипотетические казусы. Но подобной роскоши у суда просто нет. Ему нужно решить конкретный спор здесь и сейчас, где перед ним стоят живые люди. Нужно вынести решение, которое может повлиять на их судьбу. В таких обстоятельствах, к расширительному/ограничительному/доктринальному толкованию закона надо подходить предельно осторожно. Иногда самое простое и примитивное решение в хорошем смысле этого слова (буквальное применение закона) бывает наилучшим вариантом, чем сложное погружение в доктрину и мнения докторов наук. Не всегда  нужно все усложнять. 

6. Суд решает споры путем силлогизма, когда судья соотносит закон (юридическую норму) с фактическими обстоятельствами дела (фабулой). Я считаю, что раз юриспруденция является прикладной наукой, то самое важное в праве —  не столько «юриспруденция понятий», сколько толкование законов. Именно то как мы толкуем законы, по каким правилам выбираем те или иные способы толкования, зависит исход судебного спора (это и есть тот самый интеллектуальный труд судьи).

7. Если есть буква закона (то, что в нем написано), то наверняка есть и смысл закона, то есть то, что в нем на самом деле имеется в виду. На мой взгляд, если закон составлен предельно четко и ясно, то, скорее всего его буква и смысл между собой совпадают. У суда нет необходимости толковать закон как-то иначе и выводить решение из иных источников. Отход от буквы и смысла закона, по моему мнению, возможен только тогда, когда есть убедительные политико-правовые аргументы толковать его contralegem, либо буквальное его применение приводит к явно абсурдному или несправедливому результату. Между тем, в обсуждаемом деле подобных политико-правовых аргументов я так и не увидел. Сказать, что определение суда привело к абсурдному и несправедливому результату, тоже нельзя.

9. В отсутствие многолетней сложившейся практики применения конкретной нормы (пары тройки «древних» прецедентов), доктрина текстуализма в большей степени соответствует принципу правовой определенности. Принципу, который означает существование четких и понятных правил игры. Гражданин вправе знать, в чем состоят требования права и что ему будет, если он их нарушит.

9. Профессор Покровский И.А. однажды изрек: «Если каждый должен подчиняться праву, подчинять себя его требованиям, то первым условием упорядоченной жизни в обществе является определенность этих требований. Всякая неясность в этом плане противоречит самой сути правопорядка и ставит человека в тупик: неизвестно, что исполнять и к чему приспосабливаться»[1]

10. Нужно понимать: право, правопорядок, правосудие, все это существует в первую очередь для людей (народа), для решения их споров, а не для небольшой части общества, которая именует себя юристами, чтобы те могли практиковать свои схоластические упражнения (юристы должны помнить, что служат обществу и их первостепенная задача — обеспечить клиенту скорый и справедливый суд).

11. Если требования права выражены в законе и направлены на обычных граждан, то вполне нормально, что гражданин, прежде всего, соотносит свое поведение с буквой закона. Говорить, что он как-то вел себя недобросовестно, не посмотрев в реестр уведомлений о залоге (при том что залог прекратился в силу закона), либо должен был перед покупкой изучить мнение ученых правоведов насчет «правильного» понимания закона, вряд ли представляется возможным. Вполне нормально, что конечный покупатель мог исходить из того, что раз вещь однажды перешла к добросовестному приобретателю, залог раз и навсегда прекратился. 

12. Иное толкование закона, в особенности то, которое гражданин не может разумно предвидеть, допустимо в крайне редких случаях и должно быть обоснованным с точки зрения справедливости и духа права. Если подобных соображений нет, то и отход от буквы закона нельзя назвать оправданным. Я допускаю ситуацию, когда сторона может быть с формальной точки зрения правой (ее поведение соответствует букве и смыслу закона), но оно все равно будет являться неправомерным (ведь никто не вправе извлекать преимущество из своего незаконного или недобросовестного поведения – п.4 ст.1 ГК РФ). Но в таком случае нам и не нужно ничего делать с законом, на который ссылается недобросовестная сторона.

14. Для того, чтобы вынести справедливое и правовое решение вопреки закону, суду достаточно вывести решение из доброй совести (bonafides), либо справедливости (equity). Существование в праве двух систем: закона (общего права) и справедливости (equity) – вполне допустимо и свойственно праву вообще. Главное, чтобы суд этот отход от закона честно и неприкрыто обосновал в тексте решения.

§ 3. Чаша весов

15. Роман Сергеевич в одном из интервью как-то сказал, процитирую: суд, который является стражем и защитником права, а отнюдь не законов, – должен разрешить спор на основе такого толкования закона, которое будет выражать идеи справедливости, благо у суда для этого есть масса юридических приемов (расширительное и ограничительное толкование, толкование contra legem, аналогия закона и права и проч)»[2].

16. Почему толкование под.2 п.1 ст.352 ГК РФ, согласно которому залог имеет свойство «воскрешения» с момента внесения уведомления, является справедливым? Почему несвоевременная публикация уведомления о залоге не является риском банка? Банк, будучи профессионалом на рынке кредитования, не первый год, кредитуя участников оборота и получая вещи в залог, не мог не знать о последствиях отсутствия соответствующего уведомления в реестре, учитывая то, что реестр появился еще в 2021 году, а продажа заложенных автомобилей без согласия банков является довольно распространенной практикой.

18. Почему суд должен дать защиту банку, который вел себя неосмотрительно и не позаботился о защите своих интересов? Разве право не любит бодрствующих (о чем Роман Сергеевич говорил, защищая приоритет арестного залога в банкротстве[3])? Банк мог опубликовать уведомление и через год, и через два. И через 10 лет. «Воскрешение» залога при таких обстоятельствах ставило бы участников оборота в крайне стесненное положение и состояние неопределенности.  

19. Раз банк, будучи профессионалом, не проявил должную заботливость, значит, он в меньшей мере заслуживает судебного решения в свою пользу, нежели гражданин-непрофессионал, который возможно и не смотрел в реестр в принципе. Если поставить на одну чашу весов неосмотрительность банка, а на другую неосмотрительность гражданина, то чаша весов Фемиды должна склониться в пользу гражданина.

20. Если толковать закон справедливо, то толкование должно выглядеть следующим образом. Чтобы залог действительно был вещным правом и мог в силу свойства следования обременять вещь независимо от того, кто является собственником, то он должен быть публичным. Если банк хочет придать залогу вещный эффект, он должен обеспечить его публичность и довести до всех третьих лиц информацию о его наличии. Если о залоге знают только стороны договора залога, то он является лишь способом обеспечения основного обязательства должника и носит относительный характер. Он не может противостоять третьим лицам и иметь свойство следования.

21. Как только залогодатель продал вещь лицу, которое не могло знать о наличии данного «обременения», залог раз и навсегда прекратился. Он так и не стал вещным правом. Вещь теперь может свободно циркулировать в обороте без обременений.  Залогодержатель, не обеспечивший публичность залога, обязан претерпевать негативные последствия того, что он однажды не позаботился о своих интересах. Коль скоро предмет залога был отчужден без согласия залогодержателя, в таком случае он вправе лишь привлечь залогодателя к ответственности за нарушение договора залога (п.2 ст.346 ГК РФ). Такое толкование более справедливое, так как ставит интересы оборота выше интересов залогодержателя, неспособного своевременно обратиться к нотариусу.